Николай Космин - Пико – Хрустальное Горлышко [Сказка]

— Сегодня уважаемый Пико подарил нам незабываемые минуты наслаждения чудными звуками своего голоса. В знак нашей благодарности, позвольте мне от вашего имени преподнести хрустальному горлышку мою последнюю модель платья. Уверяю вас, оно разойдется по швам ровно на четыреста лоскутков, когда его наденет наш маленький маэстро, и будет памятью для него об этом первом его концерте.

Настоящей овацией встретили портняжки слова своего Генерала. У многих выступили на глазах слезы. Как это приятно, оказывается, отблагодарить кого-то за его мастерство.

«Милые мои портняжки, — думал Пико, он не хотел обидеть отказом растроганных собственным великодушием дроздов и принял подарок. — Вот вы и стали добрыми, но по-прежнему глупы и не знаете, что это лишь часть колдовства Рыжелиса ушла из ваших домов. Что ни говори, а подлинная красота чувств доступна только умному дрозду».

Так закончился концерт Пико на улице Злых Наперстков. Пико хотел тут же рассказать ромашке обо всем и еще раз поклониться ей за совет, но когда вошел в свой дворик, уже была ночь и ромашка спала. Она узнала о его триумфе только утром. Но не успели Пико и ромашка как следует пошептаться, в залитый солнцем дворик хлынули просители. Каждая улица, узнав о вчерашнем концерте Пико, направила к нему своих гонцов. Все хотели услышать пение Хрустального Горлышка — так с легкой руки Генерала Портняжных Дел стали называть жители Врунглупии дрозденка Пико.

Больше всех горячился длинный, похожий на свои изделия, сапожник с улицы Завистливых Сапог.

— Мы, сапожники, лучше всех умеем завидовать! — кричал он на весь двор, перекрывая голоса других гонцов. — И наши сапожки лучше всех стучат о мостовую, когда мы завидуем! Тут любой скажет!

— А мы, хоть и не сапожники, а всего-навсего пожарники, — гудел на него красный от гнева и кругленький, как воздушный шарик, пожарник с улицы Дырявых Шлангов, — но усы у нас куда как длиннее ваших сапог. Когда Хрустальное Горлышко нам попоет, мы ими от зависти всю улицу выметем! Так что стучите своими чоботами после нас!

— Как бы не так! А может после нас! — вворачивал в спор тонкий голосок тщедушный и бледный от бессонниц аптекарь с улицы Босых Таблеток и показывал всем пузырек с черепом и скрещенными костями. — Половина аптекарей готова выпить от зависти яд, как только услышат первую песню Хрустального Горлышка, а вторая половина аптекарей умрет после последней. Уж если аптекари завидуют, то завидуют буквально до смерти!

— Ну хорошо, хорошо! Передайте, что я обязательно побываю у всех! — успокоил спорщиков Пико и отправился на улицу Босых Таблеток, потому что ставший совсем белым аптекарь, услышав голос дрозденка, решил, что тот уже начал петь, и едва не опрокинул в себя содержимое пузырька прямо во дворике.

Надо ли говорить, что после первых куплетов песни аптекари забыли о своих страшных пузырьках и никто из них не умер. Один лишь Генерал Провизорских Дел слегка пострадал. Он так усердно хлопал крыльями, что из них выпали все перышки, и пришлось накладывать повязки. Зато какой подарок он преподнес Пико, всем подаркам подарок. Это был шедевр провизорского искусства — эликсир жажды! Одна капля эликсира могла уморить жаждой целое королевство!

А на улице Завистливых Сапог после концерта Пико вручили огромные сапоги, в каждом из которых могла поместиться дюжина взрослых дроздов и деревянную повозку, чтобы эти замечательные сапожки дрозденок мог возить за собой, когда они ему понадобятся.

И конечно же не ударили в грязь лицом лихие пожарники. Они подарили Пико… Что бы вы думали? Ну да! Роскошные усы Генерала Пожарных Дел! Самые длинные усы королевства. И что интересно, Генерал расставался с предметом гордости с большим удовольствием.

В этот день Пико смог побывать с концертами только на трех улицах. Он очень устал и с трудом тащил за собой повозку с сапогами и усами Генерала Пожарных Дел. Издали казалось, что дрозденок везет копну сена, такие это были громадные усы, которые пришлось уложить поверх сапог. И вот уже на своей улице, улице… Дровосеков (не будем уточнять каких, дабы не оскорбить Пико, как-никак он на этой улице родился и вырос) дрозденок решил передохнуть. Он оставил повозку на дороге, а сам присел в тени, у ивовой изгороди, за которой скрывался обычный глиняный домик. Вдруг, позади дрозденка, в заросшем бузиной и крапивой дворике раздался чей-то плач!

— Кто тут плачет? — крикнул Пико, заглядывая за изгородь. Ему никто не ответил, а крапива с бузиной были такими высокими и густыми, что ничего нельзя было разглядеть. — Наверное, показалось, — решил дрозденок, но тут во дворике снова кто-то всхлипнул, да так горько заплакал, что Пико вскочил с места как ужаленный. Недолго думая, он раздвинул плетень и пошел прямо к тому месту, где так безутешно плакали. И чем дальше он шел, тем гуще становились заросли. Бузина то и дело сбивала Пико с ног, а крапива изодрала на нем все платье — казалось, заросли нарочно не пускают дрозденка, ему даже почудилось, что они при каждом его шаге нашептывают: «Не ходи! Не ходи!»

Но разве мог Пико не откликнуться на чужую беду? Нет такой силы на свете, которая его остановила бы! И как только заросли это поняли, они расступились и дрозденок увидел перед собой старенький-престаренький домик. На покосившемся крыльце домика сидела и плакала маленькая дроздушка. Она была примерно того же возраста, что и Пико, но оттого, что она прятала лицо в коленках, дроздушка показалась ему совсем крошкой.

— Почему ты так горько плачешь? — спросил Пико.

— Как же мне не плакать! — не поднимая лица, пропищала сквозь слезы дроздушка. — Одна я теперь осталась и никому не нужна!

— Одна? А куда же подевались твои родители?

— Родителей моих прошлой зимой придавило сучьями в лесу, а бабушка еще на той неделе ушла, да так до сих пор и не вернулась, — сказала дроздушка и пуще прежнего принялась плакать.

«Странно, я никогда не видел этой дроздушки на нашей улице, — подумал Пико. — Она что же, никогда не выходила из дома поиграть с соседскими дроздятами?» Послушай. Погоди плакать, — сказал дрозденок крошке. — Ответь мне, почему я не встречал тебя раньше? Ведь мы с тобой живем на одной улице!

— Ах, если бы ты был внимательным, ты бы не спрашивал меня об этом, — ответила ему дроздушка и подняла свое лицо. — Посмотри на меня. Лицо мое конопато, на спине горб растет, крылья короче лапок, а клюв — как у щеглов, толстый и прямой. Даже мама на меня не могла взглянуть, чтобы тотчас не отвернуться, такая я дурнушка. Одна бабушка меня любила. Потому что глазки у нее плохо видели. Я никогда, никогда не смогу выйти на улицу. Не хочу, чтобы меня дразнили и насмехались. Уж лучше я буду плакать на крылечке. Поплачу и мне легче станет.