Триша Левенселлер - Тени между нами [litres]

Это уже чересчур. Каллиас бросается на Ксантоса, уклоняясь от меча и швыряя брата на пол. Клинок улетает в сторону, и я бегу за ним. Затем отступаю, наблюдая за двумя дерущимися мужчинами.

Каллиас ведет.

Он падает сверху Ксантоса, садится на него и впечатывает кулаками каждое слово.

– Она. Была. Моей. Матерью.

Ксантос бьет лбом по носу Каллиаса, отталкивает его, вырываясь из хватки младшего брата, и пинает его. Каллиас сгибается.

– Не думай, что ты один ее любил, – говорит Ксантос. Он автоматически теребит запонки, и я вспоминаю, что они в форме роз. Любимого цветка их матери. – Я чуть сам не умер, когда ее убил. Но ты? Тебя я убью с удовольствием.

Каллиас откатывается и успевает встать на ноги, но из его носа течет струйка крови.

Они снова сцепляются. Ныряют, наносят удары. Я ничего не могу сделать, только смотреть. Что если я задену мечом не того человека?

Может, побежать за охранниками?

Нет, если я не хочу, чтобы Ксантос выиграл бой.

– Как тебе понравилось мое право первородства, Каллиас? Возможность управлять советом? Жить в королевских покоях? Сидеть во главе обеденного стола?

– Да, – отвечает Каллиас. – Я бы никогда от этого не отказался. Не ради такого беспомощного, жалкого, мелочного слизняка, как ты.

Ксантос кричит, бросаясь на Каллиаса. Они кубарем катятся по полу, но на этот раз сверху оказывается Ксантос.

Он молотит брата по рту, левому глазу, горлу.

Ксантос убьет его, без сомнений.

Я делаю шаг вперед и приставляю меч к горлу Ксантоса.

– Отпусти его. Сейчас же.

Он игнорирует меня, пытается оттолкнуть меч, поэтому я позволяю лезвию вонзиться в его кожу, прочертив кровавую линию.

Это привлекает его внимание. Ксантос встает и пятится, пока не упирается спиной в стену.

– Отпусти меня, Алессандра! – кричит он.

– Нет.

– Он отправил тебя прочь! Сказал, что убьет тебя, если ты вернешься. – Ксантос слушал наш последний разговор? – Зачем ты его защищаешь?

Я пожимаю плечами.

– Просто хочется, правда. – Я вряд ли собираюсь снова исповедоваться там, где Каллиас меня слышит.

– Он тебя не хочет. Спасешь его – это ничего не изменит. Пусти. Ну же.

– Нет.

– Если хочешь остановить меня, придется убить. Я думаю, мы оба знаем, что ты на это не способна.

Когда он пытается двинуться, я позволяю кончику меча прорвать его кожу и погрузиться внутрь, до самой стены.

Глаза Ксантоса удивленно расширяются, а из его горла вырывается хрип. Кровь заполняет его дыхательные пути.

– Ты вообще меня не понимаешь, – говорю я. – Иначе бы знал, что я уже однажды убивала из-за любви.

Он обмякает, пригвожденный к стене, точно очередной жуткий гобелен. Мертвый.

Я поворачиваюсь к Каллиасу и обнаруживаю, что он наблюдает за мной с пола, пытаясь поймать фокус.

И затем бегу за охранниками.

Как только я узнаю, что Каллиас в безопасности, что за ним ухаживает целитель, а у двери стоит целый взвод охранников, то ухожу. Я знаю, что он прогонит меня снова, как только хватит сил это сделать. Если, конечно, не решит убить меня.

Я спасла его, но несчастна как никогда.

Возможно, Зервас была права. Намного лучше знать, что он был моим до смерти, чем знать, что он будет с кем-то еще.

Я взбиваю подушку, подкладываю ее под грудью, обхватываю руками и утыкаюсь подбородком.

Рода разрешает мне оставаться в ее поместье столько, сколько я хочу. Она уехала с Галеном, живет в какой-то загородной гостинице, далеко от сплетен и всех знакомых.

Я стараюсь не расстраиваться из-за их романтического отдыха.

Как я могу ревновать, если могу жить в доме блестящей герцогини?

Одна.

Отверженная.

Когда мне грозит смерть мужчины, которого я люблю.

Любила.

Я до сих пор не могу думать о нем после того, что он сделал. Прошла неделя с тех пор, как он выбросил меня из дворца. С дуэли в гостиной.

Неделю, как я встаю поздним утром, вернее в полдень.

Неделю распродаю украшения Каллиаса, чтобы набить кошелек. Неделю гуляю по обширным залам поместья, по территории, но обходя стороной сады. Я каждый день езжу верхом. Наслаждаюсь прекрасными блюдами, приготовленными поваром Роды. И стараюсь решить, каким будет мой следующий шаг.

Мне больше не нужно замуж. У меня достаточно денег, и жилье имеется на неопределенный срок.

Мне нечего планировать. И я обнаруживаю, что мне пока и думать не хочется о мужчинах.

Гестия написала мне, спросила разрешения приехать. Она также отправила приглашение на свадьбу.

Не знаю, смогу ли я прямо сейчас выдержать вид моих друзей и их счастья.

Что мне нужно, так это обрести подобие контроля. Возможно, я куплю собственный дом. Наберу слуг. Это должно сделать меня счастливой.

Зову горничную, чтобы одеться и поправить волосы. Затем вхожу в кабинет Роды, где сажусь за письменный стол. Посмотрю все свободные поместья. Или, может, гляну, не выставили ли на продажу имущество Васко. Он потерял его вместе со своим титулом.

Через некоторое время приходит письмо от моей сестры. Она защищает дело отца, рассказывает, как отчаянно он хочет, чтобы я вернулась домой. Извиняется за то, что так долго не писала.

Если бы только я была с тобой, чтобы показать пример.

Возможно, ты не осталась бы одна и без перспектив. Не поживешь со мной и герцогом некоторое время? Конечно, здесь ты не сможешь продолжать в том же духе.

Ты была так молода, когда умерла мама, и, как старшая сестра, я должна была лучше за тобой приглядывать.

Мы с отцом, конечно, не виним тебя в том, что ты превратилась в проститутку. Как еще ты могла развлекаться, пока я была на вечеринках и балах?

– Я не проститутка, – объявляю я в пустой комнате. – Я темпераментная женщина, и в этом нет ничего плохого.

Как она посмела читать мне лекции? В письме? И как отец мог пойти к ней, просить убедить меня вернуться домой? Ему нужен только выкуп. Без меня придется самому решать, как спасти свое имущество.

Хорошо, думаю я. Это его проблема. Не моя. Не надо было пытаться меня использовать. Я стою намного больше. Хотелось бы, чтобы он это понимал.

Возвращаюсь к письму, когда ручка двери поворачивается.

– Я бы предпочла, чтобы меня не беспокоили, – говорю я, не глядя. Разрываю записку сестры на кусочки, а потом бросаю бумагу на пол, чтобы ее убрал кто-нибудь еще.

– А посетителя примешь?

Я резко встаю, поворачиваясь на звук голоса, который мне приятнее, чем музыка.

– Боюсь, я заставил слуг впустить меня без предупреждения, – говорит Каллиас. – Опасался, что ты прикажешь им прогнать меня до того, как я смогу тебя увидеть.

У него на лице все еще несколько желтых синяков. Хотя глаз и губа больше не опухли, несколько шрамов покрывают его щеки и лоб. Но он жив и здоров.