Антон Орлов - Золото Ларвезы

Русалок он и раньше видел. Было бы странно, если бы в Шеханье ни одной не оказалось. Но вначале глазам своим не поверил: у кромки, вровень с водой – столик, похожий на лист кувшинки, а на нем греет на солнце глиняные бока заварочный чайник в окружении выводка маленьких пиал древесно-шоколадного цвета… За это, наверное, надо поблагодарить Несотворенный Хаос и свое расшатанное воображение.

Чайник не спешил исчезать из реальности, да еще и русалка произнесла, как ни в чем не бывало:

– Чего так смотришь? Я знаю, кто ты! Чаем угостишь? А то мы соску-у-учились…

– Вы разве пьете чай? – в замешательстве спросил Хантре.

– Пьем, когда Тейзург угощает. Чай вкусный! Чай как зеркало, в которое можно нырнуть. Нам нравится. Однажды он угостил нас кофе, но кофе никому не понравился. Чай как медленная река, а кофе – словно дверь туда, где нам делать нечего.

– Не приходило в голову, – Хантре улыбнулся и присел на краю затона.

Теперь он заметил, что берег тут резко обрывается – глубокий омут, наверняка искусственного происхождения. Своего рода укромная беседка: пусть без крыши, зато со всех сторон окруженная тростником, да еще со столиком для чаепитий.

– Угостить сейчас не смогу, но передам Тейзургу, что вы ждете чая.

Логично, что Эдмар наладил контакты с местными русалками: без их согласия увести соседскую речку с прежнего места было бы сложнее.

– Вас много?

– Пятеро. Раньше было четверо, пока меня сестрички к себе не взяли, – она озорно улыбнулась. – Наклонись ко мне, расскажу свою историю. Не бойся, щекотать не буду!

Он колебался лишь мгновение. Даже если она стащит его с берега в омут – в его нынешнем состоянии это, может, только на пользу пойдет.

Собеседница не стала его топить. Обхватила за голову мокрыми ладошками и приникла холодными губами, а когда отстранилась, он уже знал, откуда она взялась и что с ней было раньше.

Тоже логично: под водой не поговоришь, используя человеческий речевой аппарат – значит, у них должен быть другой способ обмена информацией, не выныривать же каждый раз на поверхность.

– Ну и как тебе история моей жизни?

– Наверное, я на твоем месте поступил бы так же. Но тебе сложно будет вернуться в человеческий мир, если вдруг захочешь.

– А я и не хочу!

«Возможно, тебя туда потянет, когда Лярана станет большим разноцветным городом, не похожим на сурийские города».

Об этом он вслух не сказал. Восемь из десяти – а в его нынешнем состоянии, может, и не восемь, поменьше.

– Так не забудь напомнить Тейзургу!

Плеснув хвостом, она ушла в глубину. По глади омута побежали круги, слегка зашевелились стебли по краям тростникового коридора, соединяющего затон с речкой, а потом все затихло.

Печет солнце, в воде отражаются заросли и небо. На носик чайника уселась отливающая бронзой стрекоза.

Тилаф – столица Касожи, город на берегу Шеханьи. Теперь уже не на берегу, а раньше река полоскала опрокинутые красно-бурые башни княжеского дворца, и всякий платил князю Касожскому пошлину за переход по каменному мосту с одного берега на другой.

Сколько Диленат себя помнила, ее все время тянуло к реке. Шеханья манила ее и когда царственно сверкала в лучах полуденного солнца, и когда становилась таинственно-лиловой с блеском или сумеречно-зеленой под вечерним небом, и когда бесновалась в клочьях пены серо-желтым чудовищем, захваченная пляской налетевшей с юга бури. Как будто Диленат была маранчей, а Шеханья прикасалась к ее струнам невидимыми водяными пальцами – и душа отзывалась музыкой. И не было ей покоя ни вдали от реки, в пропахших дешевыми специями комнатушках небогатого глинобитного дома, ни в тростниках возле воды, где ее охватывал пронизывающий восторг перед этим великолепием и разбирало любопытство: что там – под отражениями, под шелковой рябью, под кругами и всплесками?

Ей было десять лет, когда она в первый раз увидела русалок. Вначале решила, что кто-то купается, а потом разглядела, что это девушки, хотя закон только мужчинам дозволяет купаться в речке нагишом. Их длинные зеленоватые волосы стелются по воде… Она ухватилась за висевший на шее оберег, а одна из русалок поглядела на нее – издали, но так, что сердце екнуло – и засмеялась.

Тогда Диленат сразу убежала домой, однако потом ей захотелось еще на них посмотреть, и она стала тайком приходить на мостки в зарослях тростника, если там не было мальчишек или рыбака с удочкой. Русалки ее заметили, они все замечают. Иногда подплывали ближе, что-нибудь говорили. Диленат была настороже и проворно отбегала, чтобы не утащили в воду, если какая-нибудь выныривала возле самых мостков. И в то же время ее к ним так и тянуло. Понемногу начала с ними болтать, как с подружками. Те однажды предупредили: пока не ходи сюда, у нас один из топлянов разлютовался, даже мы не можем найти на него управу.

Эта тварь с черной мордой в кривых наростах, зубастой пастью и будто бы заплесневелыми лошадиными копытами нападала на рыбаков и купальщиков, да еще повадилась вылезать на берег, таскать овец, а касожские маги ничего не могли с ней поделать. В конце концов князь нанял ларвезийских магов. Те топляна прикончили, но цену заломили такую, что князь в полтора раза поднял налоги. Зато Диленат опять начала бегать на мостки, к своим подружкам-из-речки.

Когда ей исполнилось тринадцать, к ней посватался Уджаниш-нуба, владелец богатой лавки. Нестарый, вдобавок недурен собой, и все отзывались о нем с похвалой, как о человеке строгих нравов.

Двух своих прежних жен Уджаниш-нуба удавил, потому что те его опозорили. Первая вышла на улицу купить фиников у разносчика, не опустив закатанные рукава – бесстыдно выставила напоказ голые руки до локтя. Вторая провинилась тем, что поставила перед ним на стол остывшую похлебку – Уджаниш-нуба это тоже счел для себя позором. Диленат боялась, что она его наверняка чем-нибудь рассердит, и тогда ей конец.

Прибежав на мостки за день до свадьбы, она разрыдалась и обо всем рассказала русалкам.

– Тогда иди к нам, – засмеялась старшая из них. – Ты ведь наша, разве ты до сих пор этого не поняла? Иди сюда! – и протянула белую руку с острыми зеленовато-перламутровыми ногтями.

Решив, что лучше в речку, чем умереть в доме Уджаниш-нубы, девочка в последний раз всхлипнула, придвинулась к краю и тоже протянула дрожащую руку.

Русалка рывком сдернула ее с мостков, а в следующий миг с Диленат случилось то, что невозможно ни словами описать, ни с чем-то сравнить. Она даже захлебнуться не успела. Ее как будто вывернуло наизнанку, одновременно внутрь и наружу, закрутило вокруг собственной оси… Это была не боль, другое ощущение, но такое же сильное, как боль. И длилось всего мгновение, а когда все закончилось, она попыталась вдохнуть полной грудью… Но в этом она больше не нуждалась, так же, как и в облепившем ее мокром тряпье.