Вадим Панов - Праймашина

– Но ты все равно воскрешаешь только Героев, – пробормотал Датос, продолжая свой старый, бессмысленный, но важный для него спор с могущественным источником необыкновенного. – Вернуть простого человека ты не в силах.

И вновь – в который уже раз – поймал себя на мысли, что это единственное, чего прайм не может.

Шаг следующий – подача смеси. Позади Индуктора были установлены четыре бака, наполненные различными составами прайма. Особо точные краны с тремя рукоятями каждый – основная, для «широкой» и «тонкой» подачи – позволяли лорду запускать внутрь «цветка» ровно столько прайма, сколько показали расчеты с точностью до грана. Именно в этот момент начинался собственно процесс оживления, строительство нового человека по старым чертежам, воскрешение убитого Героя.

– Ты меня еще не слышишь, Егоза, но все равно: добро пожаловать, – негромко произнес лорд и повернул главный вентиль красного бака.

Гудение усилилось, а вырывающееся из щелей сияние быстро приобрело алый цвет. Согласно расчетам первая фаза – красная – должна продлиться пять с половиной минут…

Марево. Или туман? Или разноцветные облака мелькают перед глазами с калейдоскопической скоростью?

Что я вижу?

Облака?

Почему облака? Разве я умею летать?

Нет, я не умею летать. Не научилась. И потому мне недоступно небо, недоступна высота птичьего полета, а облака не спускаются к земле и не могут мелькать передо мной с калейдоскопической скоростью.

Облака – дети неба, а значит, я вижу марево. Или туман, в невесомых капельках которого прячется невиданная сила.

Что есть сила?

Сила – это я? Или туман дает мне силу? Что за туман? Он чужой или он – это я? Я – туман? Зачем я вообще об этом думаю? Что заставляет меня думать о том, откуда взялся туман? Или марево? Ведь их не было. Они появились только что, когда я открыла глаза, которых у меня еще нет.

Я – есть туман, а туман есть прайм.

Прайм.

Слово пришло ниоткуда. Оно просто возникло, во всей своей полноте и объяснило все на свете. Туман есть прайм, марево есть прайм, разноцветные облака есть прайм, и я есть прайм. А что есть сила?

Прайм есть сила?

В чем она?

В том, что прайм – есть прайм?

Я не знаю, в чем заключается правда: сила в тумане или в прайме? Или во мне? Или сила и есть я? И прайм.

Что есть я?

А следующая мысль обожгла: я умерла!

Это случилось совсем недавно. Или сто лет назад. Я не знаю, когда умерла и сколько времени прошло до возвращения. Даже здесь, в тумане, который есть марево и разноцветные облака, нет времени, а уж там, откуда я сюда попала, и подавно. Я была мертва, а потом пришел прайм и сделал так, что я возвращаюсь. Потому что так хочет мой лорд. И я.

Да!

Я хочу жить, я слишком мало пожила. Я хочу вернуться. Но… кто хочет больше? Я или лорд? Или прайм, который дает мне силу вернуться? Почему он дает мне силу? Он подчиняется лорду? Может ли прайм подчиняться лорду? Кто именно хочет, чтобы я вернулась? Прайм или лорд?

Хочу ли я вернуться?

Через туман, марево и разноцветные облака. Постепенно ощущая, как тяжелеют появляющиеся руки, как наливаются силой появляющиеся мышцы, как тело делает первый вздох, а мысли становятся все более и более четкими.

Я просыпаюсь.

Я воскресаю.

Я возвращаюсь в мир, потому что так хочет мой лорд, потому что так хочу я, и прайм поднимает меня. Прайм в основе всего.

Хочет ли прайм моего возвращения?

Когда Индуктор открылся, Датос остался у панели управления, лишь бросил через плечо: «С возвращением!», но не повернулся. Герои возвращались в мир обнаженными, и Егоза специально просила лорда не наблюдать за ее приходом. Не потому, что стеснялась, нет… Огненные лисы не появлялись на людях без костюмов с рыжими ушками и роскошными хвостами, никто не знал, камуфляж ли это, появляющийся вскоре после воскрешения, или тела Героинь действительно изменились под воздействием прайма, и тайна сия должна была оставаться тайной. Возможно, некоторые лорды пренебрегали просьбами огненных лис, но Датос данное слово держал, терпеливо дождался, когда Егоза оденется, и лишь после этого вышел из-за машины.

– Доброе утро, Шахмана.

– Служу и повинуюсь, лорд Грид.

– Не надо так официально, Шахмана, мы одни.

«Я есть туман. Я есть прайм… Я никогда не бываю одна – прайм всегда со мной».

– Как прикажете. – Егоза склонила голову. – Что с молодым господином?

– Все в порядке.

– Я не углядела за ним.

– Карлос молод и горяч, он ищет приключений даже там, где их искать не следует.

– Молодой господин жаждет славы.

– Или ему скучно.

– Он будет великим воином.

– Если не погибнет в темном переулке.

«Это намек? Или просто сорвалось с языка? Он злится?»

Героиня склонила голову.

– Лорд Грид, я прошу меня простить.

– Тебе не за что извиняться, Шахмана. Ты приняла на себя выстрел из остробоя, закрыла Карлоса, а потом он сделал все остальное. Он достал преступника.

«Один выстрел из остробоя?!»

Героиня почувствовала себя уязвленной:

– Одним зарядом меня не свалить. Даже из остробоя.

– Очень мощный заряд, – уточнил Датос. – Преступник хорошо подготовился.

– Преступник был Героем? – подняла брови Егоза.

– Нет, обычным человеком.

– В таком случае откуда у него остробой? И столько прайма?

– Мы разбираемся.

– Понимаю… – Егоза хотела продолжить, спросить насчет кобрийцев, но не успела. Пошатнулась и ухватилась за Индуктор. И зашипела: – Проклятье!

Накатила «слабость второго шага»: сначала вернувшийся Герой чувствует себя превосходно, и даже чуть лучше, чем превосходно. Сила бурлит в нем, как в вулкане, каждая клеточка переполнена ею, и хочется немедленного действа. Хоть какого-то действа: секса, боя, бега – лишь бы до изнеможения. Но через несколько минут сила неожиданно пропадает, и подступившая слабость обухом бьет Героя по голове: ты можешь далеко не все!

– Ты как? – участливо поинтересовался Датос.

Егоза тряхнула головой:

– В порядке.

«Я есть прайм…»

– Нужно отдохнуть?

– Я… я готова служить молодому господину.

Слабость не позволила Шахмане скрыть чувства, и лорд уловил в ее голосе нотки обиды. И понял, чем она вызвана.

– Надеялась увидеть здесь моего сына?

Огненная лиса замялась, но уже через мгновение гордо вскинула голову:

– Да, лорд Грид, надеялась.

Карлос должен был прийти хотя бы из чувства благодарности. Или должен был извиниться, ведь, в конце концов, это он приказал осветить переулок. Она превратилась в мишень, и боль… Смерть – всегда боль, даже мгновенная смерть. Шахмана помнила все свои смерти, не обстоятельства, а боль, что приходила вместе с небытием. Без страха помнила, но и без восторга. Молодой господин стал причиной очередного испытания и должен был хотя бы извиниться.