Дарья Кожевникова - Нечаянный богатырь [litres]

Не мимо одного, а уже мимо двух, но все равно, молодец девчонка, быстро учится. А спецназа и в самом деле много нагнали, иначе не оставили бы столько в поселке, где, по логике, моего появления меньше всего теперь следовало ожидать. И я бы в самом деле тут не появился, если бы не желание пообщаться с запертым в кутузке Дадоном. Правда, пробраться в поселок я намеревался пешим ходом, предварительно спрятав машину. Но теперь мы и так уже были здесь, а от девчонки все равно в ближайшее время не избавиться, и я обратился к ней:

– Хорошо, меняемся. Потом едем в сторону поселкового КПЗ, и там я незаметно высаживаюсь. Ты после этого медленно делаешь круг, якобы в поисках пассажира, возвращаешься и подбираешь меня где-то минут через сорок – думаю, мне этого времени хватит. Если не появлюсь, делаешь второй круг. Сам тебя найду, если что. А если тебя вдруг остановят…

– То я найду, что им ответить. А ты что, с Дадоном хочешь поговорить?

– Надо же, какая сообразительность!

– Просто все сопоставила. Тебя обвиняют в убийстве Льяши, а у него нашли лоскутки. А главное, он тоже ни в чем не виноват, как и ты. Видела я его глаза при задержании! Еноты такой шум устроили, что к нему туда вся деревня сбежалась, и я тоже решила сходить, посмотреть. Так вот, не зря я решила это сделать! Смогла о Дадоне свое мнение составить: виновные так не смотрят!

– Разберусь! – буркнул я, протискиваясь на пассажирское сидение, пока почти севшая мне на колени девчонка перебиралась к месту за рулем. Ах, фигурка у нее… Так! Думаем исключительно о глазах! Например, не видела ты честных Дадоновых глаз, когда он заверял меня, что завязал с самогонкой! Но я при этом точно знал, что бражка у него в подвале стоит бидонами. Не стал я выводить его на чистую воду лишь потому, что такая ниша, как торговля самогоном, все равно никогда пустой не останется. А тут, по крайней мере, я уже знал, кого контролировать. Да и с качеством он не фальшивил. Знаю, потому что сам не раз его пойло употреблял, добытое окольным путем. – Ну что, приняла управление? Мне можно все отпускать? Хорошо! Тогда правь вон к тем кустам, и расстанемся ненадолго.

– Только будь осторожен, Трой, я тебя прошу!

– Постараюсь. А ты от дороги не отвлекайся, будь умницей.

С этими словами я чуть приоткрыл дверь и выкатился на обочину, успев толкнуть створку в обратном направлении, чтобы она за мной захлопнулась. Не вставая на ноги, затерялся в кустах. А потом начал искать тщательно замаскированную крышку моего лаза, ведущего в маленькую каморочку за потайной дверью в одной из стен КПЗухи.

Добравшись до этой каморочки, я наконец-то выпрямился, пусть и не во весь рост, но хотя бы с четверенек поднялся. И был немало удивлен, когда за потайной дверью, из собственно камеры, услышал несколько голосов. Дадона кто-то допрашивал в этот неурочный час! И так как мне больше было нечего делать, я тоже стал внимательно слушать его ответы на чьи-то вопросы. Вроде как голубчик Лакнаф присутствовал при допросе, судя по звучавшему иногда знакомому мне голосу? Логично! Действие Ягусиного заговора должно было закончиться, и ему наверняка хотелось быть поближе к эпицентру событий, особенно если лоскутки без его ведома появились. Внедриться же в следственную группу было несложно: хотя здесь и не его территория, но он мог заявить себя как официально заинтересованное лицо, ведь на его участке тоже пропали жители. И вот теперь вся компания, возложившая на себя расследование, активно взяла Дадона в оборот. Он же уверял, что знать ничего не знает, что лоскутков этих никогда в жизни прежде не видел. И по всему выходило, что в их появлении он обвинял меня. Ну да, логично, учитывая, что он обнаружил меня в своей комнате, куда вовсе не приглашал, и как раз возле злополучного стола. Однако на резонный вопрос допрашивающих, а почему бы я эти лоскутки просто не выбросил, а с риском для себя полез именно к нему дом, чтобы их подложить, Дадон ответить так и не смог. Мне оставалось надеяться, что он сможет это сделать в диалоге со мной, после того как я сумею убедить его, что не причастен к этой подставе, и наводящие вопросы задам. А пока что я слушал, как незваные гости уходят из его камеры, так ничего и не добившись, дав напоследок совет Дадону хорошенько все обдумать к утру.

После того, как в камере захлопнулась ее официальная дверь, я не сразу решился показаться Дадону. Вначале стоял и прислушивался, гадая, все ли ушли. Отчаявшийся узник продолжал о чем-то бормотать. Но вдруг это бормотание прервалось сдавленным вскриком, а потом какими-то хрипящими звуками, которые очень мне не понравились. Так что я, разом отбросив все сомнения, щелкнул пружиной замка и кинулся в камеру. Вовремя! Дадон лежал на полу, судорожно взбрыкивая ногами. А лоснящаяся черная веревка, словно живая, пыталась его повесить. Одним своим концом, как удавкой, она обвила Дадонову шею, сжимаясь, судя по его синеющему лицу, все сильнее, а вторым своим концом тянулась вверх вдоль стены, к выступу под потолком, наверняка намереваясь вздернуть свою жертву, чтобы потом с ее гибелью ни у кого вопросов не возникало: покончил мужик с собой в камере – и делу конец. Я, разумеется, в этом поединке был на Дадоновой стороне. Кинулся к нему, ухватился за черную тварь, которую даже язык не поворачивался веревкой назвать, и принялся ее разматывать. Точнее, попытался, потому что по силе своих смертельных объятий эта гадость больше напоминала собой стальной прут. Однако в моей жизни бывали моменты, когда даже такое порой загибать приходилось, если не покрепче, а тут еще отчаяние мне сил придало – для Дадона-то счет шел уже на секунды. Так что последний мой рывок увенчался успехом: полностью шею жертвы я не освободил, но хоть над горлом удалось удавку ослабить. Дадон тут же захрипел, через помятое горло жадно закачивая в себя воздух. А вот черная гадина, чтобы ей больше не мешали его душить, попыталась для начала со мной разобраться. Быстро соскользнула с Дадона, и одновременно верхний ее конец словно прыгнул на меня со стены, пытаясь захлестнуть теперь мою шею. Я успел ее перехватить правой рукой где-то посередине, ногой наступил на один ее конец, прижимая его к полу, чтобы не дергался, а левой рукой попытался поймать второй конец гадины. Ей этого, естественно, не хотелось, так что она чего только не вытворяяла, чтобы перехватить у меня инициативу. Выгибалась по-всякому, пережимая мне конечности в явной попытке их сломать, стегала меня свободным концом, метя в глаза. А тут еще Дадон немного очухался и пополз на четвереньках к двери, пытаясь умножить число моих неприятностей. Что он собирался сделать? Сбежать отсюда через закрытую дверь или на помощь позвать? У малого явно крыша поехала, если он надеялся при этом на что-то хорошее. Мне прям так и захотелось швырнуть в него гадиной, чтобы она немножко ума в него вдавила. Но она теперь упорно не желала расставаться со мной. Теперь я даже не знал, кто из нас кого держал: то ли я ее, прижимая рукой и ногой, то ли она, обвиваясь вокруг меня, словно вьюнок вокруг жерди. Свободным концом она сделала очередной выпад, пытаясь рассечь мне лицо. А я, вместо того, чтобы снова ее ловить, на этот раз просто со злостью рубанул ее на подходе ребром ладони. Руку мне, по ощущениям, будто кто-то раскаленным гвоздем проткнул, а получившая удар гадина ухнула куда-то вниз, мне под подбородок. А в следующий миг скользнула мне по груди. Мое воображение тут же дорисовало картину: гадина вбуравливается мне меж ребер, устремляясь к сердцу. Но вместо этого все ее петли, только что сдавливающие меня, вдруг безвольно опали к моим ногам. Я быстро стряхнул их со своей обуви и сделал пару шагов назад, ожидая, чем обернется эта стратегическая хитрость. Но тут услышал яростное шипение, прямо как от кипящего чайника, исходящее именно от моей груди. Что все-таки успела гадина со мной сотворить?! Я инстинктивно схватился за сердце, и наткнулся на связку бабкиных амулетов, один из которых буквально кипел и плевался. И даже прежде, чем я успел на него взглянуть, я уже, кажется, знал, какой именно. От поноса, ясное дело! Или это он просто так назывался, за своим скромным именем скрывая массу других талантов? Как бы то ни было, а амулет сейчас медленно остывал на моей грудной клетке, ничуть ее при этом не обжигая, в то время как гадина продолжала валяться на полу, будто парализованная. Не дожидаясь, когда она очухается, я принялся быстро завязывать ее многочисленными узлами, затягивая их потуже и с удовлетворением слушая, как при этом что-то хрустит внутри гадины, разрываясь или переламываясь.