Вольфганг Хольбайн - Мидгард

— Какая старуха?

— Она… она пришла, когда дрались великан и волк, — шепотом ответил Лиф.

— Великан? — повторил Озрун. — Волк? Что все это значит?

— Почему ты не хочешь оставить его в покое, Озрун? — вполголоса спросила его Фьелла. — Ты же видишь, что он бредит.

— Отстань от меня, Фьелла, — сказал он. — Я хочу выяснить все до конца. Пусть он расскажет. — Он подошел к Лифу поближе, строго посмотрел на него сверху вниз и сделал повелительный жест. — Итак?

Несколько секунд Лиф колебался, проклиная себя за то, что не прикусил язык. Озрун был слишком раздражен, чтобы ему поверить. Мальчик хорошо это понимал, как и то, что отец в любом случае не оставит его в покое. Поэтому он заговорил — сначала медленно, запинаясь, а потом все более четко и связно.

Озрун выслушал его молча, с каменным лицом. Он продолжал молчать, даже когда Лиф закончил рассказывать. В доме повисло тягостное молчание. Наконец Фьелла не выдержала.

— Он бредит, — убежденно сказала она. — У него путаются мысли.

Озрун пристально посмотрел на нее.

— Ты отлично знаешь, что он не бредит, — сказал он. — Он опять взялся за свои выдумки. Возможно, он считает, что таким образом сможет избежать наказания.

— Но это же только…

— Замолчи! — рявкнул Озрун. Весь его гнев теперь изливался на Фьеллу, а не на Лифа. — Неужели ты совсем потеряла память, Фьелла? Ты действительно не обратила внимания на то, кого он описал в своей истории? Наверняка это Бальдур и Фенрир. А старуха, которую он затем увидел, — это норна Скулд. — Он сорвался на крик: — Я же тебе приказывал, не рассказывай эту историю при нем! Разве он мало мечтает, чтобы забивать ему голову еще и этими легендами и сказками? Кто ему это рассказал? — Он резко обернулся назад. — Ты, Скалла?

Старуха упрямо вскинула голову.

— Нет, не я, — сказала она.

— Ну да, конечно! — усмехнулся Озрун. — Тогда он выдумал это сам, да?

— А если нет? — спросила Скалла. Гнев Озруна нисколько ее не смутил. — А если это правда? Неужели ты забыл песни и то, что…

— Замолчи! — закричал Озрун. Он посмотрел на Лифа, и глаза его вспыхнули. — Это относится и к тебе! Я больше не желаю слушать твоих историй! Никогда!

— Но я ничего не выдумывал! — сказал Лиф. — Все было так, как я рассказал. Клянусь!

Озрун поднял руку, словно захотел его ударить. Но вместо этого он лишь сжал кулаки, резко повернулся и бросился прочь из дома. Вскоре за ним последовали Мьёльн и Свен.

— Что… что с ним? — испуганно спросил Лиф. Он не понимал причину гнева Озруна. — Я же сказал правду! Даже если он мне не поверил, это недостаточная причина, чтобы приходить в такую ярость.

— Боюсь, что ты совсем его не понимаешь, — печально произнесла Фьелла. — Но тебе и не нужно его понимать. Это не твоя вина.

— Что — не моя вина?

— Ничего.

— Что он имел в виду? — стал настойчиво расспрашивать ее Лиф. — Что это за имена, которые он называл? Бальдур, Фенрир и Скулд? Кто это?

— Ты действительно этого не знаешь? — надтреснутым голосом прошепелявила Скалла.

— Нет, — ответил Лиф. — Я никогда не слышал этих имен.

— Он не мог слышать, — тихо сказала Фьелла. — Мы никогда не рассказывали ему об этом. Ты же знаешь.

— Тогда расскажи! — потребовала Скалла.

Фьелла вздрогнула.

— Я не могу, — торопливо пробормотала она. — Озрун запретил мне это. И ты знаешь почему.

Лиф слушал разговор двух женщин с растущим удивлением. Он не понимал, о чем шла речь. Он был возмущен, но чувствовал себя беспомощным, а когда он обратился с вопросом к Фьелле, она покачала головой, быстро встала и вышла из комнаты. Лиф остался наедине со Скаллой.

— Помоги мне, Скалла, — взмолился он. — Скажи, что все это значит.

— Нельзя, — ответила Скалла. — Ты же слышал, что Озрун нам запретил.

— Но почему? Кто этот великан? А старуха?

Вместо ответа Скалла пристально посмотрела ему в глаза. Лифу стало страшно.

Буря не унималась. От Озруна Лиф узнал, что она не прекращалась с того дня, когда они нашли его в лесу. Шла вторая неделя с начала бури. Лишь иногда ветер стихал и семья получала возможность заняться наиболее срочными делами. Бывали дни, когда никто не отваживался отойти от дома на несколько шагов, чтобы накормить коров и свиней.

Лиф выздоровел быстро. Уже на следующий день он смог встать и начать работать в полную силу, чтобы возместить убыток, который он невольно причинил своей семье. В конце концов его усердие даже Озруну показалось чрезмерным и он приказал мальчику поберечь себя. Никто в семье уже больше не вспоминал происшествие в бурю, и Лиф не отваживался снова завести разговор об этом.

Но он ничего не забыл.

Им овладело странное беспокойство. Много раз он мысленно повторял слова Озруна и Скаллы и напрасно гадал об их смысле. К тому же ему начали сниться сны. Впрочем, сны Лифа всегда были живыми и яркими, но никогда не повторялись так часто, как теперь. Обычно он видел битву великана с огромным волком, а иногда — такие сны были самыми страшными, и он просыпался дрожа и в холодном поту — ему снился корабль с головой дракона на носу, огненные глаза которого напоминали горящие глаза голодного, почуявшего добычу зверя.

Через восемь дней после его пробуждения небо немного прояснилось. Однако на севере опять собирались черные тучи. Природа устроила короткую передышку перед новым яростным ударом стихии. Это время нельзя было терять, и все развернули лихорадочную деятельность, даже старуха Скалла. Не хватало даже времени, чтобы поесть. Двор после бури представлял собой жалкое зрелище. Лиф и его братья были вынуждены ограничиться устранением наиболее сильных повреждений и позаботиться о том, чтобы с началом новой бури разрушения не появились снова. Лиф помог Свену починить крышу сарая для скота, вывел на пастбище животных, обезумевших от двухнедельного заточения в хлеву, и вычистил стойла. Затем он вместе с Озруном сбегал к берегу посмотреть, что случилось с их лодкой.

Они пришли напрасно. Железный кол, глубоко вбитый Озруном в скалу, чтобы укрепить на нем лодку, погнулся, цепь порвалась, а маленькая рыбацкая лодка исчезла.

Озрун не вымолвил ни слова. Он взял в руки разорванные звенья цепи и печально посмотрел на море. Лиф мог только догадываться, о чем он думал. Жизнь на побережье была очень суровой. Без лодки, с которой летом можно выйти в море порыбачить и сделать на зиму запас, их ждет голод. У семьи не было денег на новую лодку. Лиф захотел что-то сказать отцу, но не смог и отвел глаза.

На море мелькнула тень. Она появилась и почти сразу же исчезла, но Лиф все-таки отчетливо увидел ее. Это была тень корабля — огромного, черного как ночь, с веслами, похожими на тонкие лапы огромного насекомого, и головой дракона с горящими глазами.