Дина Лампитт - Уснуть и только

Джулиана с подозрением взглянула на него, но потом решила, что это комплимент. Она громко рассмеялась и собиралась продолжить приятную беседу, но ее остановил голос Роберта де Шардена:

– Добрый день. Моя жена ждет вас в своей гостиной.

Поклонившись, Пьер вышел за дверь, не говоря ни слова, и Джулиане ничего не оставалось, как последовать за хозяином дома.

Замок Шарден был построен дедом Роберта, Джоном, в 1260 году и, по мнению Джулианы, был просто грандиозен, даже по сравнению с витиевато украшенным Молешалем, которому было всего двадцать лет.

Деревянная лестница из холла вела наверх, в жилые помещения, расположенные над кухней и кладовыми. Одетая в лучшее платье Маргарет де Шарден, делая вид, будто занята рукоделием, поджидала гостью в гостиной. Маленькие глаза озабоченно глядели с ее широкого хмурого лица. Когда Джулиана показалась на пороге, Маргарет встала со словами:

– Добро пожаловать в Шарден, мадам. Прошу вас, садитесь и сообщите нам, чему мы обязаны честью вашего визита.

– Дело в том, – сообщила Джулиана, благопристойно складывая руки, – что я хочу поговорить с вами насчет Ориэль.

– Насчет Ориэль?..

Роберт выглядел озадаченным, а на лице Маргарет появилось выражение обреченности.

– Вот именно. Уже прошло около года, как сын Гилберта Мериведра сгинул в Шотландии. Семья считает его погибшим. То есть, как я понимаю, в настоящее время Ориэль ни с кем не связана словом, не так ли?

– Да.

– Буду говорить без обиняков, господин Роберт. Я хочу женить на ней своего сына Джеймса. И я даже готова взять ее без приданого.

Воцарилась мертвая тишина, которую, наконец, нарушил хозяин:

– Почему?

Лицо Джулианы приобрело удивленное выражение.

– Мой сын утверждает, что влюблен в нее.

– Влюблен? – изумленно переспросила Маргарет. – Да я ни разу не видела, чтобы он хотя бы смотрел в ее сторону. Вы уверены?

– Так он говорит. Если честно, я была поражена не меньше вашего.

Роберт покачал головой.

– Не знаю, что и сказать, мадам. Сам не могу объяснить почему, но мне кажется, во всем этом есть что-то странное.

– Что вы имеете в виду, сэр?

– Что, если бы он когда-нибудь оказывал ей хоть какие-то знаки внимания, это не было бы столь неожиданно.

Джулиана слегка нахмурилась.

– Я никогда не заключала помолвки для Джеймса, сэр, поскольку всегда хотела, чтобы у него оставалась свобода выбора. Когда меня против воли выдали за Мартина де Молешаля, я проплакала не меньше трех месяцев. Ему было уже за шестьдесят, а мне – только тринадцать.

– Ну и?.. – нетерпеливо дернулся Роберт, но Джулиана не отреагировала.

– И только Джеймс стал моим спасением. Моя крошка, мой котенок, сыночек мой. – Опомнившись, Джулиана вернулась к своей обычной манере разговаривать: – Вот почему, пусть это даже покажется странным, я хочу, чтобы он сам, по своей воле, выбрал себе невесту. Я делаю вам исключительное предложение – я согласна принять вашу дочь без какого бы то ни было приданого. Что вы на это скажете?

Прорвавшись сквозь облака тумана, в комнату проник одинокий луч солнца и лег светлым пятном у ног Маргарет. Она заговорила, не глядя на мужа:

– Мы обсудим ваше предложение. Нам нужно поговорить наедине. Вы застали нас врасплох.

– Вот именно, – протянул Роберт. – Я и не думал ни о чем подобном. Правда, я интересовался, нет ли в какой-нибудь семье подходящего младшего сына…

Джулиана презрительно фыркнула:

– Младшего сына! Я считала вас более честолюбивым, сэр. Мне казалось, вы стремитесь высоко взлететь. Подумать только, ставить каких-то младших сыновей на одну доску с Джеймсом де Молешалем! – Она резко встала. – Если бы не желание моего сына, я бы просила вас забыть об этом предложении.

Джулиана была в ярости, ее глазки так и метали молнии.

Подавив желание ответить ей грубостью, Роберт примирительно произнес:

– Прошу вас, мадам, успокойтесь! Поймите, мы просто очень удивлены вашим предложением, но оно заслуживает самого внимательного рассмотрения. Мы отдаем себе отчет, какую честь вы нам оказали.

Выговаривая эти слова, Роберт испытывал презрение к самому себе. Ему казалось, что он слышит, как Маргарет шепчет себе под нос: «Лицемер!» Джулиана, однако, смилостивилась и вновь уселась, отпив добрый глоток из стоящего перед ней кубка.

– Итак, когда же вы дадите мне ответ?

Маргарет, по-прежнему не глядя на Роберта, ответила:

– Через два дня, мадам. Видите ли, я хочу узнать мнение Ориэль.

– Ориэль? – теперь пришла очередь удивляться Джулиане.

– Разумеется, мадам. Если вы предоставляете Джеймсу свободу выбора, то почему же мы, сколь необычно это ни выглядит, не можем дать своей дочери такую же возможность? Роберт?

Муж вопросительно взглянул на Маргарет и увидел на ее лице хорошо знакомое ему упрямое выражение, означавшее, что она намерена твердо стоять на своем.

– Очень хорошо, – неохотно выдавил он.

Джулиана вновь встала.

– В таком случае, я буду с нетерпением ждать положительного ответа и скорой свадьбы.

Когда они выходили из гостиной, комната вдруг наполнилась светом: солнце, окончательно победив туман, позолотило все вокруг. Увидев это, Джулиана издала радостный возглас, который стал еще более искренним, когда она заметила внизу, в холле, Пьера, уже закутавшегося в меховой плащ и определенно собравшегося выезжать верхом. Ее сердце даже забилось чуточку быстрее, потому что, взглянув на нее, Пьер отвесил изысканный поклон.

Проезжая по подъемному мосту, вдова услышала позади себя стук копыт и голос весело поющего Пьера. Но, обернувшись, Джулиана, к своему разочарованию, увидела, как он повернул коня в сторону, противоположную той, куда она направлялась. Блеклые глаза Джулианы вдруг увеличились от внезапно набежавших слез. Медленно отвернувшись, она отправилась в обратный путь домой.

Высоко в небе над полем, лежащим далеко от замка Шарден, за Бэйнденном, парил, выслеживая добычу, ловчий ястреб. Снизу его распростертые крылья, четко очерченные в лучах яркого солнца, напоминали латную рукавицу. Наблюдавший за полетом свирепой птицы Пьер Шарден запрокинул голову и прикрыл глаза ладонью. Увидев, как ястреб стремительно пикирует на суслика, Пьер довольно хохотнул.

Стоял славный яркий денек, один из тех приятных дней на исходе зимы, когда природа, просыпаясь, нежится в лучах еще нежаркого полуденного солнца. Почки на деревьях уже набухли и готовы были распуститься, а поросшие травой холмы, старые и величественные, как само время, возвышались округлыми темно-зелеными глыбами. Рассмеявшись еще раз, Пьер рванул верхнюю пуговицу куртки.

Вьющиеся темные волосы выбивались из-под пол ей украшенной перьями шляпы.