Елизавета Дворецкая - Утренний всадник, кн. 2: Чаша Судеб

Но как сказать об этом? Держимир понимал, что удачу нельзя удержать рядом с собой силой, а просить его не научили.

Оседланный конь позвякивал уздечкой, конюшенный холоп поглаживал его, успокаивая. Смеяна слушала в растерянности. Она и сама догадывалась о том, что сейчас пытался сказать ей прямичевский князь. И ведь в чем-то он прав. Она собиралась помочь Светловою, уберечь его невесту от похищения, а самого княжича – от битвы, но еще неизвестно, кому она этим в конце концов больше помогла. Кому послужила ее удача? А вдруг это – знак?

Дорога, только что бывшая такой ясной, внезапно заволоклась туманом, и она сама не знала, куда ей идти и где ее ждут.

– Большего добра мне никто другой сделать не смог и не сможет, – продолжал Держимир. – И со Звенилой… И с Дарованой… Ведь растерзал бы нас оборотень, если бы со мной княжна оказалась. А с тобой – отпустил, даже дружбу предлагал. По всему выходит: ты – моя удача. Ведь так?

Смеяна не находила возражений. Для нее было слишком неожиданным вдруг оказаться удачей человека, которого она много месяцев считала врагом, но по всему выходило именно так. И с Баяном, и со Звенилой, и с Дарованой, и с Огнеяром чуроборским.

– Оставайся со мной! – негромко, но со всей силой убеждения попросил вдруг Держимир. – Оставайся! Я тебя ничем не обижу, клянусь. Я…

– Погоди! – вдруг прервала его Смеяна, осененная новым воспоминанием. – Ведь мы со Светловоем хотели искать Чашу Судеб. Хотели у Матери Макоши совета просить. Я ни рода своего, ни судьбы не знаю, вот не знаю даже, где мое место: то ли с ним, то ли и правда с тобой. Мы хотели в смолятинском святилище на Кошице порасспросить вещих женщин…

– Вот, вот! – торопливо воскликнул Держимир, словно спешил поймать за хвост ускользающий важный довод. – Святилище… На Кошицу не надо! Эта Чаша Судеб не там, а на Пряже! Это в моей земле, на реке Краене. Пряжа в Краену впадает.

– Да ну? – Изумленная Смеяна посмотрела ему в глаза, не веря, но увидела, что он не лжет.

– Да-да! – поспешно заверил Держимир. – Я ее там видел! Клянусь Перуном, видел сам! В Макошином-на-Пряже она! Поедем со мной! – горячо продолжал он, видя, что напал на верное средство убедить Смеяну. – Мне как раз пора в полюдье идти. А мое полюдье через Краену проходит. К Медвежьему велику-дню там будем! Я сам тебя отведу! И если чаша скажет, что ты не моя удача, я тебя держать не буду! Клянусь Перуном!

– Не будешь? – повторила Смеяна.

Князь ответил не сразу, опустил голову, потом опять посмотрел на девушку и просто сказал:

– Да что я, дурак, что ли?

И Смеяна улыбнулась. Она поверила ему. Ее глаза с огромными в полутьме черными зрачками засияли мягким золотым блеском, и Держимиру вдруг стало тепло. Чудилось, что рядом с ним стоит не девушка, а настоящее маленькое солнце. Где-то в глубине души зародилось ощущение счастья, слабое, непривычное, но живое, как родник, впервые проснувшийся под тяжелыми грудами снега. На него повеяло весной, ее свежим, бодрящим, жизнерадостным чувством. И, как молния, ударило озарение: ну и дурак же этот Светловой, что упустил ее, и как же мне повезло! Взгляд этот рыжей посланницы богов не вытягивал из него силы, как взгляд той, ушедшей в лес, а вливал в душу силу и уверенность. «Неужели?» – только и мог подумать Держимир. Неужели он поймал наконец свою добрую судьбу, поймал там, где не ждал, по ошибке… Нет, судьба ошибок не делает. Так было нужно. И ему захотелось просить, не Смеяну даже, а саму богиню счастливой судьбы: не покидай меня!

– Так чего, боярышня? – раздался за спиной Смеяны голос конюшенного холопа. – Поедешь, или расседлать?

– Расседлать! – кинув на него взгляд поверх головы Смеяны, велел Держимир. – Этот конь ей нехорош. Я ей другого куплю. Золотого.

Он наконец улыбнулся, и улыбка на его лице показалась Смеяне нежданной и удивительной, как бабочка на голой зимней ветке. На дворе уже совсем рассвело, и она вдруг сделала еще одно открытие. Оказалось, что у Держимира синие глаза, а вовсе не черные.

– Едут! Едут! – завопили сначала мальчишки у ворот, за ними и взрослые.

Звонкая перекличка множества голосов быстро катилась по улице детинца к посадничьему двору. Женщины, хлопотавшие в черной клети и в гриднице возле длинных столов, бросили дела и кинулись на двор поглядеть, кто едет первым. Оказалось, что у смолятичей есть обычай в последний день перед новым годом устраивать скачки троек по льду Истира, и жители Журченца с удовольствием позаимствовали у близких соседей веселое и яркое состязание. На эти скачки собирались люди на целый день пути сверху и снизу по реке, а победитель был почетным гостем на посадничьем новогоднем пиру и представлял «богатого Коледу», знак благополучия будущего года.

Еще издалека до гридницы долетал нестройный, суматошно веселый перезвон бубенчиков, которым были увешаны все журченецкие тройки. Пожалуй, никогда еще в маленьком городке не случалось таких многолюдных и горячих скачек: обе дружины, и речевинская, и смолятическая, попросились в общий строй. Журченецкие жители посомневались, боясь, что отличные княжеские кони оставят всех местных удальцов позади глотать снежную пыль, но посадник уговорил стариков разрешить. Конные скачки прославляют новорожденное солнце, и чем быстрее и азартнее помчатся тройки, тем оно будет гореть ярче. А солнце у всех говорлинов одно.

В распахнутые на всю ширину ворота боярского двора медленно и горделиво въехали сани, запряженные тремя вороными конями. В гривах коней, как пламя, пылали алые шелковые ленты, на дуге были навешаны лисьи хвосты. В санях стоял Преждан, в знак победы вывалянный в снегу и белый с головы до ног. Речевинские кмети, провожавшие его верхом, радостно кричали, свистели, звенели плетьми.

Заметив на крыльце Светловоя, Преждан сорвал с головы шапку и весело помахал ею. В его волосы набился снег, но глаза блестели весельем и горячим торжеством.

– Обскакали мы всех, княжич ясный! – ликующе закричал он. – Быстрее всех Ярилу привезли!

Журченецкие жители криками и смехом приветствовали победителя, гладили коней. Во вторых санях ехала княжна Дарована. Ее тройка была рыжей, с алыми и желтыми лентами в гривах, со множеством серебряных бубенчиков и горностаевых хвостов. На щеках княжны горел яркий румянец, и сама она казалась еще красивее обычного. Сегодня Дарована поразила всех речевинов: она сама правила тройкой и отстала только от Преждана. Князь Скородум ликовал, как мальчишка, смолятичи горделиво усмехались, а Прочен хмурился. По его мнению, Преждан мог бы из вежливости немного и придержать своих вороных.

Спрыгнув с саней, Преждан обнял за морду коренного, потрепал по гриве, бросил вожжи отрокам и пошел навстречу саням княжны.