Светлана Таскаева - Двенадцать звезд

На шее, в локтях, на запястьях и в паху жертвы копошились кожаными лохмотьями нетопыри: должно быть, спешили выпить оставшуюся в жилах кровь. Волки и медведи рвали мясо, и, вися над ними, вцепившись в труп когтистыми лапами, наглая рысь, чавкая, как из миски, лакала из черепа мозг.

Тут же сновало множество тварей помельче: гиены, шакалы. Одна из них, похожая на небольшую обезьяну-лемура, отламывала у мертвеца пальцы и, разгрызая фаланги, сосала из них мозг. Почувствовав взгляд коменданта, лемур подмигнул ему, как старому знакомому.

Завороженный этим жутким зрелищем, Долгузагар смотрел, как за несколько минут от человека не осталось буквально ничего, даже кровь с пола вылизали хорьки и ласки.

Видя, что все кончено, кошка-выворотка поднялась и, не торопясь, с достоинством прошествовала мимо Долгузагара. Только тут комендант заметил, что на спине у нее слева вдоль позвоночника тянется черное продолговатое отверстие. Лопатки кошки на мгновение разошлись, и Долгузагар понял, что полость, открывающаяся между хребтом и концами ребер — выпотрошенная грудная клетка, без сердца, почерневшая, как будто засохшая кровь превратилась в копоть. Кошка недовольно повела лопатками, словно ей что-то мешало, повернула голову назад, но дырки не увидела и двинулась дальше.

Комендант принялся рассматривать других тварей и увидел, что у всех них либо на груди, либо на спине, сквозь перья, мех или чешую чернеет сухая дырка, через которую, должно быть, когда-то вырвали сердце.

Тогда он снова перевел взгляд на движущуюся черную ленту: на ней лежало несколько еще трепещущих сердец, выхаркивающих остатки крови.

Лента, казалось, была двойной. Долгузагар наклонился взглянуть поближе, и ему стало дурно: на самом деле лента была кольцом натянута на два колеса-валика. А двигалась она за счет того, что изнутри внизу по ней сплошным потоком бежали насекомые: мухи, тараканы, вши, клопы, сколопендры, блохи. Комендант видел, как поблескивают их слюдяные крылья и коричневые и черные панцири, слышал, как мерзко шуршат их лапки. На спине у каждой твари была красная крапинка.

По обе стороны ленты разгуливали насекомые покрупнее, вроде скорпионов и тарантулов, бегали крысы и расхаживали небольшие птицы. Они следили за тем, чтобы насекомая мелочь бежала в одном направлении и не думала спрыгнуть с ленты: птицы выклевывали тех, кто начинал бежать не туда, а крысы и скорпионы хватали дезертиров.

И насекомых было так много, а стражи были столь бдительны, что содрогающиеся сердца быстро двигались куда-то в темноту. Долгузагар пошел вслед за ними, краем глаза наблюдая за безобразными пиршествами вроде уже виденного им.

Там, где лента уходила вниз, под колесо, и начинала течь обратно, он увидел нечто вроде растения, но только живого: огромный куст отростков, одни из которых были уже знакомыми коменданту щупальцами, а другие — целым букетом самых разнообразных пастей. Несколько пастей как раз занимались тем, что ловко и слаженно по очереди выхватывали из воздуха сердца, падавшие с движущейся ленты.

«Странно, — подумал Долгузагар. — Почему оно довольствуется уже мертвыми, вырванными сердцами, неужели не любит свежатинку?»

И тут он получил ответ на свой вопрос. С другой стороны у куста пастей стояли двое. Точнее, один сидел, а второй стоял. Сидела огромная пантера, чья черная шерсть отливала фиолетовым, а похожие на драгоценные топазы глаза и два стальных клыка поблескивали в полумраке, и стоял мальчик, точнее — подросток лет четырнадцати, чья голова была ниже головы сидящего рядом хищника. Светлокожий и сероглазый, с прямым недлинным носом и темными волосами до плеч, смутно знакомый, он был одет в черное.

У Долгузагара замерло сердце: он испугался, что мальчика, как и других людей, растерзают в клочья и сожрут. Но тут произошло нечто иное.

Огромный зверь наклонил голову и лизнул подростка в лоб, и тот улыбнулся в ответ, его лицо словно осветилось. То ли почувствовав это, то ли увидев, тварь-растение нетерпеливо потерла двумя отростками, как будто торопя трапезу. Тогда пантера мягко прижала своими огромными смертоносными лапами мальчика спиной к себе, словно котенка, и тот, подняв голову, с надеждой и радостью смотрел в ее глаза. Долгузагар, чье зрение вдруг обострилось, уловил, хотя и смутно, в глазах подростка отражение не звериной морды, но человеческого лица.

Хищник поднял левую лапу и, выдвинув сверкающие сталью когти, медленно и осторожно разорвал на груди мальчика одежду, не поранив кожу.

Тварь-растение задергалась, и пантера, снова лизнув подростка в лоб, мягким и каким-то даже бережным движением вцепилась лапой ему в ребра, оторвала их от грудины и отвела в сторону, распахнув грудную клетку как шкаф.

У Долгузагара закружилась голова, но мальчик, кажется, не понимал, что происходит. Он беспокойно огляделся по сторонам, потом снова поднял встревоженное лицо к зверю. На сей раз пантера лизнула его в нос, и подросток успокоился: Долгузагар видел, что его сердце забилось медленнее и ровнее.

Одна из пастей потянулась вперед, тошнотворно меняя форму и размер, превращаясь в подобие гигантской насекомоядной росянки: огромный раструб-воронка с каймой мелких, но острых зубов по краю. На мгновение изнутри появился ярко-красный вырост и прошелся по зубам, словно тварь облизывалась. Долгузагар пошатнулся.

Пасть тем временем вытянулась вперед и сначала с мерзким звуком вобрала в себя сердце мальчика, а потом резко дернула и вырвала сердце из груди. Долгузагар увидел, как оно комом провалилось по раструбу вниз, в недра кишок. А пасть снова облизнулась.

И когда комендант перевел взгляд на зверя и подростка, то увидел, что мальчика больше нет, а вместо него стоит нечто вроде огромного, ростом и размером с пантеру комара или москита: с черной дырой в груди, с пустыми безжизненными глазами, но не с одним, а с двумя чуть изогнутыми стальными жалами, торчащими из пасти, такими же блестящими, как стальные клыки хищника.

Тут Долгузагар заметил, что на груди у пантеры тоже зияет рана. Края раны на мгновение разошлись, когда зверь поднялся, и комендант увидел, что сердце пантеры тоже вырвано, но не до конца, не с корнем. Маленький кусочек остался и кровоточил: по черной шкуре стекал тоненький алый ручеек, и черный и красный были как цвета наследственного герба Долгузагара, сына Мэнэльзагара. Зверь ласково лизнул гигантское насекомое между немигающими фасетчатыми шарами, и комендант увидел, что в глазах-топазах отражается не обличье комара-переростка, а лицо подростка, юноши, мужчины.

Его собственное лицо.

Будь они прокляты, эти нимри, думал комендант, тьма, дым и пламя побери их еду и питье. Несмотря на мучительную жажду, Долгузагар не стал утром пить из фляги, оставив всю воду Мышастому. Да и их оружие тоже: такое яркое видение — хотя не столь жуткое и не столь продолжительное — с ним уже было, когда эльфийская стрела попала ему в грудь.