Светлана Таскаева - Двенадцать звезд

Только очень странно: ведь когда он уходил во вторичную реальность во время Посвящения, все было иначе. Сначала он отпил из чаши с напитком, по вкусу напоминающим одновременно желчь, кислоту и жидкий огонь. Отняв чашу от губ, Азраиль оказался в другом месте, но помнил и понимал, где находится и почему. Не то чтобы магу было приятно об этом вспоминать… Чего только стоила раскаленная ладонь, прикасавшаяся, казалось, к самому его сердцу!

Нет, такие мысли до добра не доведут. Азраиль сел и выглянул наружу, отдернув полог палатки. Судя по светлому пятну на облачной пелене, время близилось к полудню. По лагерю взад и вперед ходили охтары, слышались равномерные удары и пахло горячим металлом.

Тут маг почувствовал, что здесь чего-то не хватает. Он наклонился, вытянул шею…

Около его палатки не было часовых.

Задернув полог, Азраиль некоторое время привыкал к этому обстоятельству. Он предпочел бы стражу, тогда его положение было бы более определенным. И в каком-то смысле более безопасным.

Но ничего не поделаешь. Маг встал, одернул мятую неподпоясанную рубаху, провел рукой по лицу, поморщился, нащупав щетину, вздохнул и сделал шаг наружу.

Пробегавший мимо охтар покосился на него, но ничего не сказал. И Азраиль, слегка пошатываясь, побрел в единственное место, которое видел в этом лагере, — больничный шатер. Пасмурный день выдался прохладным и ветреным, и озябший маг, обхватив себя за плечи, с сожалением вспомнил теплый плащ, подаренный ему зеленолесскими эльфами.

Все в лагере были заняты делом: кто вкапывал колья в изжелта-серую корку — поверхность плато, кто нес ведра с водой, кто вел хромающего жеребца в кузницу, где работало несколько кузнецов и где грудами лежали ожидавшие починки доспехи.

Люди на мгновение поднимали взгляд на Азраиля, а потом снова брались за работу. «Как будто черный маг, разгуливающий по лагерю дунэдайн, — самое обычное на свете зрелище», — едва ли не с обидой подумал Азраиль.

Странно было видеть вокруг людей, внешне казавшихся почти знакомыми, если бы не язык, не гербы на их одежде и… что-то еще. Должно быть, дело в загаре, размышлял маг. Мы сидели в темноте Башни так долго, что превратились в мучных опарышей. Он вспомнил мертвенно-бледное лицо Долгузагара там, у эльфийского костра, и, сморщившись, потер щеку.

Выйдя на открытое место перед длинным шатром, где лежали раненые, маг остановился: у входа в «больницу» сидел на складном деревянном табурете эльф и зашивал свою зеленую рубаху. Не успел Азраиль повернуть обратно, как тот поднял голову.

Некоторое время они смотрели друг на друга, а потом эльф встал: он был в такой же великоватой ему льняной нижней рубахе, что и маг.

Азраилю ничего не оставалось, кроме как двинуться вперед.

— Как раненые? — буркнул он.

— Все живы и вроде бы чувствуют себя хорошо, — ответил эльф. — Можешь посмотреть сам.

И сделал шаг в сторону, пропуская Азраиля. В шатре было темновато, но магу хватило одного прохода между двумя рядами кроватей: зеленолесец не солгал, лица спящих были спокойны, дышали они глубоко и ровно.

Один зашевелился и застонал. Азраиль подошел и наклонился над ним.

— Это ты, Дамрод? — спросил тот, чуть приподнимая веки.

Маг вздрогнул.

— Нет.

Охтар открыл глаза.

— Ох, я принял вас за соседа… Это вы нас штопали?

— Вам не надо сейчас разговаривать, — оборвал его маг. — Отдыхайте.

И быстро вышел наружу.

Под навесом, где он накануне «штопал» раненых, прямо на деревянном операционном столе его ожидала роскошная трапеза: миска с горячей картофельной похлебкой, в которой плавало несколько кусков мяса, пара толстых ломтей пшеничного хлеба, щедро политых медом, большая кружка с пивом и желтое яблоко. Не иначе как у повара кто-то лежал в «больнице».

Кружку маг, поморщившись, отставил в сторону: пиво он не любил. И взял яблоко: оно чуть подвяло, но все еще источало сладковатый аромат и слегка пахло смолистыми опилками, в которых его хранили с осени. Яблок Азраиль не видел очень давно. А в Андасалкэ, где он вырос, яблоки считались редким лакомством, потому что так далеко к югу яблони не росли.

Когда он, отобедав, отмывал руки от меда, рядом возник эльф, уже переодевшийся в свою зеленую рубаху.

— У тебя есть бумага, — сказал ему маг, встряхивая мокрыми руками. — И перо с чернилами.

Эльф нерешительно кивнул.

— Давай их сюда, мне нужно написать про раненых, — приказал Азраиль.

Тот вздохнул и принялся отстегивать от пояса многострадальную бумажницу.

Описывая раны и лечение, маг убил несколько часов, как раз до следующей кружки пива и ломтя хлеба с куском солонины. Потом Азраиль согрел себе воды на костерке, помыл голову и побрился вынесенным из-под навеса ланцетом. На него косились, но не более.

После этого делать было совершенно нечего. Еще раз осмотрев раненых и дав исчерпывающие указания насчет лекарств и перевязок, маг отправился бродить по лагерю.

Никто не вставал у него на пути, но… Вокруг стана стояли дозорные. И у коновязи тоже. И у командирских палаток. Конечно, там, где всё еще возможен вражеский набег, это вполне естественно. Но все часовые, как только Азраиль появлялся в их поле зрения, не сводили с него пристальных взглядов.

Наверное, можно было бы проскользнуть в какую-нибудь палатку, чтобы стащить оружие. Или вернуться в лазарет и прихватить ланцет, спрятав его в рукаве.

А потом на глазах у всех напасть на дозорного у коновязи, запрыгнуть на неоседланную лошадь и ускакать. Нет, если уж сводить счеты с жизнью, то лучше выбрать способ поумнее, решил маг.

Снова оглядевшись по сторонам, он заметил за одной из палаток зеленолесского эльфа: тот присел на камень, которым придавили растяжку. Азраиль сообразил, что, куда бы он ни шел, в пределах видимости постоянно оказывался эльф. Неудивительно: кто здесь, кроме него, способен почувствовать магию?

Азраиль развернулся и направился к нему.

Зеленолесец вздохнул, закрыл свою маленькую чернильницу и вытер перо о запястье. На колене у него лежал листок бумаги, на котором сохли короткие строки.

— Что ты пишешь? — спросил маг, устраиваясь на другой камень в паре шагов от эльфа.

— Стихи. Я записываю свой перевод «Лэ о Лэйтиан».

Стихи Азраиля никогда не интересовали.

— Дай мне свой гребешок, — вдруг сказал он.

Эльф отвязал с пояса деревянный гребень и подал магу. Разодрав спутанные влажные пряди и вытерев гребешок о рукав, Азраиль молча вернул его хозяину. Тот повесил гребешок обратно на пояс, а потом вдруг спросил:

— Кто ты?

Маг вздрогнул.

— Я? — переспросил он, чтобы выиграть время.

— Да, ты, — сказал эльф. — Ты странный человек.

— В самом деле? А вот Долгузагар, по-твоему, не странный?