Светлана Таскаева - Двенадцать звезд

Вместо этого он издал какой-то неопределенный звук и снова сделал глоток.

— У нас там вокруг дома большой яблоневый сад, — продолжал роквэн с явным усилием в голосе.

По спине Азраиля побежали мурашки.

…у нас… вокруг дома… яблоневый сад…

Он сглотнул, собираясь духом.

— Я… я не понимаю, что вы хотите мне сказать.

— В самом деле? — Ангрим не сводил с него взгляда, прямого и острого. — А я думаю, что понимаешь.

У костра наступила мертвая тишина, и Азраилю почудилось, будто кровь, которая течет через его сердце, превратилась в лед.

— Ты понимаешь. Ты сам все рассказал Тиндолу, — произнес роквэн. — Но я бы и так тебя узнал. Ты — одно лицо со своей матерью.

Зрачки мага впились в лицо Ангрима, словно хищная птица в добычу. Но собеседник без труда понял, что означает этот цепкий, пронзительный взгляд. Он покачал головой:

— Нет, ты удался не в наш род.

Роквэн вынул из окостеневших пальцев Азраиля стаканчик, снова наполнил его и вернул обратно. Тот выпил сидр залпом, не почувствовав ни вкуса, ни запаха.

— А ты… — хрипло произнес он.

— Твой отец был моим старшим братом, — ответил Ангрим. — Единственным братом. После рождения первенца они с Ронвэн решили переселиться в Гондор, — роквэн помолчал, глядя в свой стаканчик. — По дороге они… то есть вы — дней десять гостили в Лонд Даэр. И больше никаких вестей, — он поднял глаза на мага. — До позапрошлой недели.

Ронвэн.

Азраиль пошевелил губами. Нет, имя было таким же чужим, как и все остальное. Как будто давным-давно умершая женщина, о которой говорил Ангрим, — не та, что приходила к сыну во сне. Но это объяснить нетрудно: дитя знает мать не по имени. И Азраиль не сомневался, что роквэн сказал правду. Однако для него это ничего не меняло.

— Зачем ты мне все это говоришь? — глухо спросил маг.

— Затем, что это правда, — ответил Ангрим. — Затем, что ты имеешь право на это.

Его палец указал на пятиконечную звезду, скреплявшую на Азраиле черный плащ.

— Наш отец приплыл в Средиземье вместе с Элэндилем Ворондой, — роквэн допил свой сидр и поднялся. — Это наследственный герб Дайморда Девяти Кораблей.

И ушел в темноту.

На следующий день Азраиль не озирался по сторонам и не высматривал Дагнира. Ему было плохо, и не потому, что большую часть ночи он просидел, глядя невидящими глазами в огонь и доливая стаканчик из меха: его удручало состояние собственных мозгов. Роквэн был прав: ему действительно следовало догадаться или понять, сложив два и два.

Азраилю вспомнилось, как маги и пытчики перемывали кости Долгузагару, только что назначенному новым комендантом Седьмого уровня.

«Говорят, на Дагорладе Ламех’ин бросился в бой без приказа», — сказал кто-то.

«Без приказа, верно, — согласился Изар анШеба, старинный долгузагаровский собутыльник. — Но у него была причина: он почувствовал смерть отца».

Конечно, это голос крови. Просто Азраиль раньше (точнее — очень давно) не сталкивался с кровными родичами, и, возможно, именно по этой причине связь между ним и его… дядей была столь сильной. Маг даже сейчас ощущал эту связь, она походила на русло пересохшей реки — по которому, однако, в любой момент может хлынуть вода: он знал, что если поднимет голову и посмотрит на Ангрима, тот почувствует его взгляд.

Так почему, спрашивается, он не захотел этого понять, остановившись на полпути в своих умозаключениях? Причиной был страх, безрассудный и бессмысленный. Азраиль чувствовал его и сейчас и не понимал — почему? С самым плохим — с неминуемой смертью — он, как это ни ужасно, отчасти смирился. Во всяком случае, шансов на удачный побег было настолько мало, что предпринимать очередную попытку к бегству было равно глупо и унизительно. Так чего ему бояться после того, как Ангрим заставил его выслушать правду? Маг не нашел ответа на этот вопрос, но заподозрил, что страшится его найти.

Это было до крайности скверно: Азраиль худо-бедно смирился с тем, что не властен над своей жизнью и свободой, но разумению своему он доверять привык. А теперь маг знал, что и самый его ум несвободен, и на мгновение перед его мысленным взором возникла кружащаяся в водовороте щепка.

Только когда Азраиль слез со своего мерина, он осознал, что на ночлег конвой остановился слишком рано и что людей вокруг больше обычного. Везде ставили палатки, которых не было накануне, и лишь сейчас маг вспомнил, что сегодня днем они встретили отряд, двигавшийся навстречу.

Тут на него упал чей-то взгляд, и Азраиль вздрогнул: это опять был Ангрим. Роквэн указал на уже разбитый шатер, и маг нехотя поплелся к нему.

Усевшись на плетеную подстилку, дядя и племянник в полном молчании разделили трапезу. На сей раз пили они не сидр, а неплохое белое вино, что, впрочем, совершенно не улучшило настроения Азраиля.

Ангрим отставил в сторону серебряный кубок и сел прямо, не сводя взгляда с мага. Тот упрямо смотрел в пустой кожаный стаканчик.

— Ты ни о чем не хочешь меня спросить? — произнес наконец роквэн.

— Нет, — последовал немедленный ответ.

— Почему?

Азраиль стиснул руки, но поднял голову и посмотрел прямо в глаза сотрапезнику:

— Потому что для меня это не имеет никакого смысла.

Это была ложь. Которая вместе с тем была чистой правдой. Как такое вышло, маг не имел ни малейшего желания задумываться.

Ангрим помолчал, а потом осторожно произнес:

— Ты понимаешь, что ты бы мог…?

— Нет, — отрезал Азраиль.

Роквэн долго молчал, но потом все же спросил:

— Почему ты не можешь этого сделать?

Азраиль сердито посмотрел на него:

— А почему ты не можешь перейти на другую сторону? Только потому, что твоя сторона победила?

Ангрим слегка улыбнулся — словно против воли:

— Конечно, нет.

— Тогда почему я должен изменить своей стороне? Лишь потому, что она потерпела поражение? Или ты держишь меня за трусливого харадришку, который перебегает к победителю и топчет того, кому служил раньше? — запальчиво спросил Азраиль.

Роквэн покачал головой.

— Нет.

— Тогда почему ты предлагаешь мне сделать то, что делают предатели?

Ангрим помолчал.

— Ты настолько не желаешь быть предателем? — спросил он. — Но ты ведь покинул Темную Башню. Или ты лгал и тогда, когда сказал Тиндолу, что бежал из Барад-дура, потому что хочешь жить?

Маг почувствовал, что у него вспыхнули щеки.

— Я не вижу смысла защищать пустое место! В отсутствие… это всего лишь груда камней. Мои обязательства просто потеряли силу!

По крайней мере, пока я жив, добавил Азраиль про себя.

— Вот как, — сказал роквэн. Кажется, он был в недоумении. — Но что же мешает тебе принять на себя другие обязательства?

— А это совсем другое дело, — ответил Азраиль. — Это и было бы предательством и трусостью.