Марина Эльденберт - Небо для двоих [litres]

Теарин Ильеррской, плавящейся в собственном огне под таэрран.

Рычание, от которого содрогается земля, раздается совсем рядом. На загривке сжимаются зубы: меня подхватывают и волокут наверх. Я вижу бегущих к мальчику хаальварнов, которые стремительно удаляются, как камни и дорожка огня, оставленная мной, так же как скалы и замок. Наверху гораздо прохладнее, поэтому жар огня обжигает тело гораздо сильнее, он льется по чешуе, заставляя меня кричать, перетекает в дракона, который лишь на миг меня отпускает, а после…

Витхар обвивает меня собой, так яростно и так сильно, что я не смогу упасть, даже если мне откажут крылья. Мы поднимаемся над облаками и теперь уже горим вместе. Земли больше не видно за пеленой, в ослепительном свете солнца, затмеваемом пламенем, мне вдруг становится невыносимо холодно.

Я бы хотела сказать то, что он когда-то сказал мне, но из груди вырывается только рычание.

Ответное заставляет содрогнуться, взгляд полыхающих глаз вонзается в самое сердце. Я понимаю, что мир перед глазами вот-вот померкнет, и делаю то, что должна была сделать, когда была просто женщиной. Обвиваю его собой, раскрываясь ему навстречу. Всем сердцем, всем телом, всем своим существом.

И падаю в темноту, но последними в ней гаснут его глаза.

Я снова маленькая девочка: сижу на верхушке огромного дерева, под самой его кроной. Няня с большими глазами бегает по дорожкам, кричит, зовет меня по имени, но я не откликаюсь. Прижимаю ладони к губам, чтобы не рассмеяться и не выдать себя, когда вдруг наталкиваюсь на строгий взгляд отца.

Ой, кажется, мне влетит!

Или нет?

Потому что рядом с ним стоит мама. Она обнимает его, лица родителей лучатся счастьем. Я уже собираюсь спрыгнуть, когда отец поднимает руку:

– Возвращайся домой, Теарин.

– Но я же… – Оглядываюсь на дворцовый сад, который, как мне кажется, разросся и стал гораздо больше. – Я дома.

– Нет, – мама мягко улыбается и качает головой, – уже нет.

И меня подбрасывает ввысь. До самого неба. Я кричу не то от страха, не то от восторга. Особенно когда за спиной раскрываются крылья и мир вспыхивает раскаленной белизной полуденного неба. Придется зажмуриться!

Полет.

Тишина.

Биение сердца.

Чья-то ладонь, сжимающая мои пальцы…

Я широко раскрываю глаза и натыкаюсь взглядом на Витхара. Он держит меня за руку, наши пальцы сплетены так, что это кажется неестественным. Он сидит на подушках у моего ложа напряженный, с закрытыми глазами. Я понимаю, что Витхар спит, что мои пальцы вполне себе человеческие, и что я… кажется, жива. Да, я определенно жива: моя грудь вздымается, и хотя все тело кажется чужим, я могу пошевелить кончиками пальцев.

Я могу приподняться…

И даже осторожно освободить свою ладонь из его. Витхар вздрагивает, но не открывает глаза. Я же осторожно, на слабых как хрупкие веточки ногах, поднимаюсь.

Что произошло?

Я помню только, как шла к Мэррис и…

И все остальное обрушивается на меня разом.

Меня начинает трясти, горло сводит от сухости и нехватки воздуха. Чтобы не упасть, приходится ухватиться за спинку стула, стоящего рядом с зеркалом. Взгляд скользит по белой как снег коже, под глазами у меня не то что круги, провалы, кратеры вулканов. Я вся дрожу от напряжения, кажется, вот-вот упаду. Натыкаюсь взглядом на шею, на которой… больше нет клейма таэрран.

Осознание этого приходит в ту же минуту, когда за спиной вырастает шагающий ко мне Витхар.

Поворачиваюсь к нему: он выглядит так же, как я, если не хуже. Смотрит на меня как-то странно, а потом в два шага преодолевает разделяющее нас расстояние и сгребает меня в объятия. Очень вовремя, потому что ноги перестают меня держать, и сейчас я держусь за него, точнее, это он меня держит – как тогда, в воздухе. Мне кажется, что я стала еще более хрупкой, что мои косточки вообще ничего не весят и что если он сожмет руки чуть сильнее, от меня ничего не останется. А может быть, ничего не останется, если он меня отпустит?

Я не понимаю. Я пытаюсь понять, но не могу: на мне действительно больше нет таэрран, ведь нет? Мне приходится запрокинуть голову, и меня всю трясет в его руках. Я смотрю ему в глаза и пытаюсь спросить, как такое возможно, но язык больше меня не слушается. Как будто последние силы ушли в высказанные мною сомнения, и все дыхание, и все, что во мне сейчас происходит, напоминает огненный ураган. Он рождается у меня в сердце, раскручивается в груди, подхватывая меня, заполняя собой хрупкое чувство пустоты.

Витхар тоже смотрит на меня, и в этом взгляде гораздо больше, чем он мог бы сказать. Впрочем, он все-таки говорит:

– Зачем ты встала, Теарин? Тебе нельзя… – Это звучит хрипло, и на последнем слове его голос срывается.

– Что… – Я все-таки пытаюсь озвучить свои мысли. С трудом, но это мне удается: – Как?

– Ты умерла, – хрипло говорит он, хрипло и надломленно, будто выталкивает из себя каждое слово через силу. – Ты горела неделю под таэрран. У меня на руках. А потом…

Меня сдавливают в объятиях с такой силой, что становится нечем дышать. Не то что дрожь, по-моему, все ощущения утекают в него, вся я утекаю в него, становлюсь с ним единым целым. Огонь внутри вспыхивает так ярко, как никогда раньше. А может быть, я просто не помню, как оно было до таэрран? Мне кажется, я снова горю, но жара почти нет, из глаз текут слезы. Мы содрогаемся вместе, словно проходящей сквозь нас силе пламени тесно в хрупкой оболочке, но дело не в пламени и не в силе. Дело в нас. Я понимаю, что это дрожь Витхара, это его мощные сильные плечи сейчас напряжены так, как если бы и впрямь стали каменными. Тем жестче отдается в них каждый резкий удар сердца.

– Я думал, – еле слышно говорит он, – я думал, что тебя потерял, Теарин.

А потом смотрит мне в глаза, и сейчас я вижу гораздо больше, чем когда бы то ни было. Это действительно страх – страх за меня, это отчаяние и боль, это слабость того, кого привыкли считать неуязвимым, сильным, это та сторона правителя Даармарха, которую он никогда и никому не показывал.

До этого дня.

– Не отвечай, – говорит он. – Тебе ничего не нужно говорить мне.

Витхар подхватывает меня на руки и возвращает на ложе. Укутывает в покрывало, ложится рядом со мной, по-прежнему прижимая к себе.

– Прости, – говорит он. – Прости, я не в силах сейчас тебя отпустить.

Даже если бы я стала сейчас возражать, он бы не отпустил. Наверное. Я не представляю, каково это сейчас – остаться без его рук, просто в коконе покрывала. Остаться с новой мыслью о том, что на мне больше нет таэрран.

Невозможно.

Немыслимо.

Но ее больше нет… Ее больше нет, потому что я умерла?

– Я читал твои записи.

На последнем признании я каменею повторно. Только на этот раз во мне действительно больше нет слов, а вот Витхар продолжает говорить: