Марина Эльденберт - Небо для двоих [litres]

– Не сейчас. Ты слишком долго ничего не пила и не ела.

Я хотела возмутиться, но поняла, что у меня нет сил. Тем более что выпитая вода подозрительно порывалась взбунтоваться, чего мне совсем не хотелось. Поэтому я уютно свернулась в его руках и закрыла глаза, чтобы неожиданно для себя почти сразу же провалиться в сон.

Никогда раньше я не проводила столько времени без сил. Пламя, которое во мне проснулось, меня же и изматывало, я словно заново училась жить с огнем. Огнем, который чуть меня не убил. Когда я обернулась, я действительно горела, если бы не звериная ипостась и не Витхар, я бы превратилась в горстку пепла еще в падении. Именно оборот спровоцировал выброс пламени и запустил силу печати таэрран на полную. Сознание у меня отключилось в воздухе, но, как выяснилось, только мое. Драконица, пытаясь избавиться от пожирающей тело боли (несмотря на то, что Витхар забирал мое пламя), спонтанно совершила оборот.

И я продолжала гореть.

В хрупкой человеческой оболочке горела я изнутри. Пламя то затихало, то обрушивалось на меня с новой силой, Витхар мог справиться с ним, но не с клеймом таэрран, остановить которую было ему не под силу. Я хорошо помнила, как он смотрел на меня, когда я поднялась, но лишь спустя несколько дней, когда он рассказал мне все, поняла, что действительно была на волосок от смерти.

Хотя… я в ней побывала.

Мое сердце остановилось во время очередного приступа пламенной лихорадки.

– Именно тогда я подумал, что тебя потерял, – произнес Витхар, и черты его лица стали настолько страшными, словно он вместе со мной побывал в той смерти.

Возможно, и побывал. Я ведь не спросила его об этом сразу, потому что была слишком слаба. Я не спрашивала его и о том, что он чувствовал, когда его сердце остановилось в Ильерре.

– Я пытался запустить твое сердце, но тщетно. Потом я увидел, как огненной змеей извивается таэрран, языками пламени растворяясь на твоей шее. Я никогда не видел ничего подобного: она сгорала прямо на тебе, – Витхар говорил, глядя куда-то в сторону, – и когда ее не стало, я снова ударил пламенем. Уже ни на что не надеясь, но в эту минуту твое сердце забилось снова.

Мы больше не говорили об этом, спустя несколько дней я уже спокойно могла подниматься и ходить по комнате, не рискуя упасть после первого шага. Правда, Витхар все равно носил меня на руках. Поначалу я пыталась возражать, но потом смирилась. Хотя бы потому, что мне это было приятно, и если быть честной, я не думала, что мои возражения что-то изменят.

Он не отходил от меня, лекарь появлялся в моей комнате, только чтобы подтвердить, что со мной все в порядке, а служанки – чтобы принести поесть, но ели мы вместе с Витхаром. Поначалу, когда мне было тяжело вставать, низенький столик ставили прямо на ложе, потом мы стали выбираться на балкон. Я смотрела на океан, завернутая в накидку (удивительно, но первые несколько дней я все время мерзла), а Витхар смотрел на меня. Временами от таких взглядов мне становилось неловко: я просто не представляла, что у него может быть такой взгляд.

Точно не мог на меня насмотреться.

Мы говорили обо всем и ни о чем: преимущественно на нейтральные темы, далекие от наших отношений, политики или чего бы то ни было серьезного. Он рассказывал о том, как мальчишкой любил сбегать из дворца, бродить по центральному рынку или хитросплетениям улочек как самый обычный человек.

– Вдалеке от дворцовой жизни мне казалось, что я становлюсь другим, – говорил он. – Мне тогда казалось, что я могу все. Гораздо больше, чем я мог, когда стал правителем.

В такие моменты глаза у него темнели, и я начала различать в них совершенно другие оттенки. Например, когда взгляд становился угольно-черным – это означало ярость, а когда просто уходил в глубину цвета, – в такие минуты Витхар отдавал дань воспоминаниям.

– Наверное, если бы я больше любил Хелли, этого не случилось бы, – как-то произнес он.

В то утро мы сидели в беседке в «Сердце Аринты», и от аромата цветов кружилась голова. Хотя, возможно, она кружилась от чего-то еще, я пока не поняла своих чувств. Я училась узнавать его заново и училась жить со своим прошлым.

– Ты не виноват, – сказала я. – Мы все делаем свой выбор сами.

– Виноват. Когда родители умерли, она была ребенком. Я был ей нужен. Она осталась совсем одна. Безо всех, кто был ей дорог, наше окружение полностью поменялось. Единственный, кто был с ней рядом, – я. Но я занимался выстраиванием мощи Даармарха, а не сестрой, которой нужно было ничтожно мало. Всего лишь мое внимание.

Я вспомнила ненавидящий взгляд Хеллирии, ее яростное: «Он тебя любит!»

И его признание о том, что он исключил из своей жизни все слабости, которые могли его уничтожить.

– Ты сделал все, что мог. Ты подарил ей жизнь. И жизнь без оков.

– Ты сделала то же для Сарра, но ваши отношения совершенно иные.

Мне нечего было на это возразить. Кроме одного:

– Ты сам сказал, что над временем ты не властен. Но ты можешь сделать все по-другому сейчас.

Он пристально на меня посмотрел.

– С Гаяром. Ты нужен ему. Сейчас.

Мэррис спасти не удалось: она разбилась о камни сразу же, что касается сына Витхара, мы пересеклись всего один раз. Он приходил поблагодарить меня за спасение, но в его погасших глазах не было ничего, кроме пустоты. Я не могла его за это винить – предательство самого близкого человека всегда ужасно, вдвойне ужаснее, если ты ребенок и любишь всем сердцем. В том, что он любил Мэррис, сомнений не оставалось, я слышала его счастливый смех перед тем, как она сбросила и его и себя в пропасть.

Она оставила письмо, в котором говорила, что не готова обречь внука на мучения рядом со мной и что лучше заберет его сама, чем позволит мне над ним издеваться. Возможно, Мэррис повредилась рассудком, а может быть, и впрямь всегда считала меня злом, разрушившим жизнь ее дочери, а теперь явившимся за внуком. Как бы там ни было, Гаяр остался один, и хотя Витхар сказал, что это было желание мальчика – прийти ко мне и поблагодарить, я даже представить себе не могла, что он сейчас чувствует.

Погруженная в собственные мысли, я даже не заметила, что Витхар долго молчал. В себя пришла только от его голоса:

– Ты права.

Вот это прозвучало совсем неожиданно.

– Витхар Даармархский признает мою правоту, – хмыкнула я. – Наверное, завтра Аринта замерзнет.

– Сегодня, – усмехнулся он. – Ну а если серьезно, ты впрямь считаешь, что я никогда не думал над твоими словами? Над тем, что ты говорила мне раньше?

– Не знаю. – Я пожала плечами. – Мне ты этого не говорил.

– Сейчас я говорю тебе все, – серьезно сказал Витхар.

– Знаю, – так же серьезно ответила я.

И, возможно, слишком отвлеклась на игру ветра в листве, потому что движение рядом уловила не сразу. Когда уловила, было уже слишком поздно: меня подхватили со скамейки, смахнув несколько подушечек, и усадили к себе на колени. Возмутиться я не успела, потому что Витхар перехватил меня за руки и прижал к себе.