Анна Джеймс - Тайная библиотека [litres]

– И давно вы знакомы с Лиззи? – вопросом на вопрос ответила она.

– Да, давненько.

– Но она же не старая вроде? – не отставала девочка.

– Да, думаю, что не старая. Только душа у неё… старинная, – улыбнулась бабушка. – Она… хорошо, я объясню тебе. Видишь ли, я очень люблю проводить время с Лиззи, потому что она напоминает мне твою маму. Очень сильно напоминает.

– Маму? – Девочка присела на опустевший после исчезновения незнакомки стул, чувствуя, как заколотилось сердце, и сгорая от желания услышать всё, что сейчас скажет бабушка. – А что тебе в ней напоминает маму? Мне показалось, что внешне Лиззи совсем на неё не похожа.

– Внешне? Да, не очень похожа. Скорее то, как она держится. Чувство юмора у Лиззи такое же несравненное, как у твоей мамы, и манера разговаривать. Беа тоже часто заставляла меня смеяться до упаду над всякими историями.

– А мама тоже была с ней знакома? Они были подругами? А сколько лет Лиззи? – Вопросы Тилли посыпались, как из рога изобилия.

– Она, пожалуй, немного старше, чем выглядит, – ответила бабушка. – Я-то сама впервые познакомилась с Лиззи задолго до того, как исчезла твоя мама. Нужно будет как-нибудь выведать, каким кремом от морщин она пользуется.

У Тилли голова пошла кругом от этих новых сведений о маме, которую она почти не помнила. Беатриса Пейджиз бесследно исчезла, когда Тилли была ещё совсем крошкой.

Подрастая, девочка старалась не заводить разговоры о маме, чтобы не бередить старые, но так и не зажившие раны на сердце бабушки и дедушки. Если же порой она спрашивала что-нибудь, дедушка словно сам исчезал после этого на несколько дней. Ну то есть он оставался здесь, рядом, но, казалось, не замечал ничего и никого: ни посетителей магазина, ни бабушку, ни саму Тилли. Вот почему девочка с такой жадностью ловила любые крупицы информации, когда они вдруг нечаянно всплывали на поверхность.

– В любом случае хватит болтать о старых друзьях. – Бабушка энергично тряхнула головой, решительно заканчивая разговор. – Скажи лучше, у тебя есть время помочь мне немного разобраться в кладовке?

Тилли кивнула и вместе с бабушкой начала спускаться по лестнице, но уже почти в самом низу на них налетел перепуганный Джек.

– На помощь! На помощь! – вопил он.

– Что такое? Что случилось? – воскликнула бабушка, а Тилли тем временем уже успела представить целую череду ужасных событий, в которых фигурировал взрывающийся мёд, остро наточенные ножи, а может, и то и другое разом.

– Я не могу найти ванильную эссенцию! – взвыл Джек, заставив испуганно вздрогнуть чинно пившую кофе парочку. Спавшая до этого в кресле кошка Алиса подняла голову и презрительно взглянула на него со своего места.

Бабушка тяжело вздохнула.

– Ванильная эссенция? И только-то? – укорила Тилли. – А я уж подумала, что ты отрезал себе палец или случилось ещё какое-нибудь действительно чрезвычайное происшествие.

– Так это и есть чрезвычайное происшествие! – оскорбился Джек. – Мне нужно добавить ванильную эссенцию в тесто для торта. Немедленно. Элси, у вас есть на кухне ванильная эссенция? А если нет, то, может быть, Тилли сходит спросит Мэри?

– Тилли, наведайся, пожалуйста, на кухню и посмотри, нет ли в буфете этой злосчастной эссенции, – вздохнула бабушка. – А я пойду, продолжу разбирать кладовку.

– Смотри, Джек, не запачкай мне мёдом обложку, – строго предупредила Тилли, откладывая на прилавок свою книгу про русалок, и направилась на кухню.

В буфете ванильной эссенции не обнаружилось, поэтому девочка порылась ещё и в кухонных шкафчиках. Вообще складывалось ощущение, что в этих шкафчиках есть буквально всё и в то же время ничего. Так получилось из-за дедушки, который ужасно не любил ничего выбрасывать и хранил всякую ерунду, потому что «это может когда-нибудь пригодиться».

Все эти дедушкины «сокровища» были, по мнению его жены и внучки, просто мусором. Тилли нашла оранжевый носок (один, без пары), несколько карандашных огрызков и даже половину колоды игральных карт (все почему-то красной масти), но ванильной эссенцией здесь даже и не пахло.

А потом за грудой пустых картонок из-под обуви девочка наткнулась на большую пыльную коробку, оклеенную упаковочным скотчем. На крышке чёрным маркером было написано: «Книги Беа». При виде этой надписи у Тилли сдавило сердце и словно даже хрустнуло что-то внутри – непонятно только, что именно. Ведь в коробке, судя по всему, хранились книги, которые читала когда-то её мама.

Девочка выудила коробку на свет, отлепила хрустящий, пересохший за много лет скотч и почувствовала себя словно внутри пузыря, отгородившего её от всего мира. Отошёл на задний план и перестал быть слышен доносящийся из книжного шум, а рука Тилли непроизвольно поднялась, чтобы притронуться к подвеске в виде маленькой золотой пчёлки, свисавшей у неё с шеи на тоненькой цепочке. Эту пчёлку мама подарила дочке сразу после её рождения, и она была точной копией другой такой же подвески, которую носила сама Беа.

Свою маму Тилли представляла только по старым фотографиям и чужим воспоминаниям, своих у неё не осталось. Куда пропала Беатриса Пейджиз, не знал никто, об этом можно было лишь строить различные предположения, которые, впрочем, ничуть не помогали залатать рваные раны, оставленные её неожиданным исчезновением в сердцах её близких.

Тилли почти перестала задавать вопросы, но, когда ей всё же случалось сделать это, дальнейший разговор шёл по одной и той же наезженной колее.

– Милая, мы уже рассказали тебе всё, что знаем сами, и о том, что в полиции думают по этому поводу, тоже. Так что лучше не углубляться в то, что произошло. – Вопрос она могла задать либо дедушке, либо бабушке, но отвечали они на него совершенно одинаково.

– Но в полиции считают, что мама была несчастлива и просто ушла, чтобы где-нибудь начать жизнь заново. Только я не понимаю, почему она сделала это сразу после того, как я появилась на свет. Или она… – Довести эту мысль до конца Тилли никогда не удавалось, потому что её немедленно начинали успокаивать и убеждать, что она ни в чём не виновата.

– Ну что ты, родная, ну что ты. Она любила тебя, очень-очень сильно любила. Мы знаем это наверняка, никаких сомнений здесь и быть не может…

– Тогда тем более не понимаю, почему она исчезла, если так любила меня. – Когда разговор достигал этой точки, на глаза Тилли всегда наворачивались слёзы.

– Мы этого тоже не понимаем, солнышко. Хотели бы понять, но не можем, – это обычно говорила бабушка, а дедушка молча вытирал глаза клетчатым носовым платком.