Игорь Мельн - Кладбище забытых талантов

— Хотя постой, — продолжил он, — кажется, я понимаю… — Долгое пугающее молчание разлилось по гостиной. — Ты и свою сестру не кинулась искать… Что уж говорить о какой-то незнакомой девочке.

— Замолчи.

Она опустила подбородок. Тихое «замолчи». И все. Драки не случилось, хотя Юрию на миг показалось, что Сидни бросится на него, станет царапать, раздирать кожу, оставлять синяки. Вместо этого она резко вырвала края пальто из юношеских кулаков и молча вышла из дома, оставив призрака наедине с осадком грустных и гневных мыслей.

Дверь стрельнула, и Юрий невольно вздрогнул от этого мощного звука.

— Трактир закрывается, — сообщила Тамара.

На улице призрачной девушки не оказалось. Узкая медная полоса солнца терялась за горизонтом, и окружение мрачнело с каждой секундой. Юрий не знал, что предпринять, кроме как вернуться в гроб и попытаться поверить, что его подруга жива и невредима.

Могила соседки наводила тоску. Прочесть ее имя было невыносимо трудно. А посмотреть на портрет так и не получилось: слишком живо черты лица призрачной девушки врезались в память, чтобы подкреплять ее чьим-то невзрачным рисунком. Смешные годы жизни, в какие погибать недопустимо, ранили сердце: ровесница. Непонятная, глупая эпитафия: «Не сдавайся, борись так, как не смогла я», — казалось, она была адресована ему. И что хуже, это было похоже на прощальные слова.

— Ты не сдалась. Ты жива. Не говори такого!

Призраки воспринимают свои могилы, как нелепую шутку, но только тогда Юрий понял, что эти куски гранита и деревянные дома под землей так и говорят:

«Вы уже мертвы, и это не исправить».

К удивлению немногие призраки приходят к такому столь очевидному выводу.

— Анжела! — Он хотел услышать ее. — Выходи! — Хотел увидеть ее взволнованную, измученную, злую. Главное — Живую.

В конце концов он скрылся к глубине собственной могилы.

Тамара потушила камин, светильники и закрыла дом на ключ. Снаружи уже властвовали сумерки, а потому ни один разумный призрак не решился остаться на поверхности. Вскоре вдалеке раздался скрежет гранитных плит — такой слышится каждую ночь.

И кладбище вновь погрязло в зыбкой тишине.

Ледяной ветер бушевал на кладбище. Он срывал остатки листьев с деревьев, кружив их в беспорядочном хороводе, обжигал кожу, отчего волоски на ней вставали в боевую стойку, но приносил запах свежести и надежды. На первый взгляд место опустело; и глаз не обманывал — он просто проигрывал, усердно выискивав в кромешной тьме монстров, иному чувству, трубившему о присутствии опасности.

Тогда это было жизненно важно. Если заяц не обнаружит притаившуюся в траве лисицу, ему не жить. И чувствовать себя беспомощной жертвой призрачной девушке не нравилось.

По направлению луны Анжела определила, что находится на другом конце кладбища, безумно далеко от своей могилы. У нее было два выхода: промчаться на всех парах, чтобы монстры и не успели ничего заметить, что было трудно, учитывав множество кочек и камней на земле, надгробий и могильных оград, расставленных повсюду; или принять безрадостное положение и беззвучно красться в направлении подземного жилища, выслушивав каждый шорох и вынюхивав каждый запах вокруг.

Второй способ показался проще, хитрее, но в случае поражения опаснее. К тому же, если ее заметят, она все равно попытается убежать, правда тогда шансы спастись сократятся вдвое.

Вздрогнув всем телом от холода, Анжела присела и начала нелегкий путь по раскаленным углям. Ей никогда не нравился свой рост, но теперь долговязость стала еще и причиной того, что ее макушка, рыжий пучок волос, выглядывал из-за надгробий. Под всякое завывание ветра, которое, как она надеялась, скрывало ее шаги, она все же озиралась по сторонам, как сурикат, оказавшийся вдали от норы. Маленький и беззащитный.

Вот призрачная девушка преодолела полосы надгробий, подбиралась к искривленным стволам деревьев на обочине тропы. Сначала она долго всматривалась в черствую древесину, ожидав в свете луны заметить шевеление — может, монстрами были деревья; однако со временем тревога ушла. Справа по тропе стелился подсвеченный туман, как вестник чего-то ужасного, но ничьего присутствия не наблюдалось, а слева по мере того как луна теряла силу, земля покрывалась тьмой — вот там уже могло скрываться все, что подскажет воображение.

Особенно страшно было перебежать на другой участок, через дорогу. Все же Анжела решилась, выставив ногу вперед, которая тут же отбросила такую длинную тень, словно по ней светил прожектор. Зажмурившись, — так было душевно легче —она аккуратно ступала на носок кроссовки, а затем плашмя полной стопой, и делала это так быстро, что невольно создавалось впечатление долгих тренировок точных движений. Потому что от них зависела жизнь.

Гранитные плиты сменялись одна другой. Появилось обманчивое чувство, что никаких монстров и не было, иначе как все могло случаться так безупречно. Вначале в нос ударил странный запах, который в пылу эмоций заглушился как отвлекающая вещь; но через несколько шагов он стал таким плотным, что к горлу накатывали рвотные позывы — мерзкий гнилостный смрад мертвой плоти. И только она выпрямилась, старавшись определить положение источника, как почувствовала справа от себя — видеть было совсем не обязательно — нечто зловещее, отчего кровь наполнялась первобытным ужасом, разносившимся по организму.

Анжела тут же перескочила металлическую ограду ближайшей могилы и прильнула спиной к надгробию, оставив кроссовками вмятины на холмике земли. Она поджала ноги и втянула шею, чтобы повторить очертания надгробия. Каждый из нескольких грузных шагов добавлял сердцебиению десяток ударов, отчего изнутри груди, верно, образовалась вмятина. Призрачная девушка закрыла рот и нос руками, не только чтобы не издать нечаянный всхлип или невольный стон (хотя какой там — горло пересохло полностью, словно из тела выкачали всю влагу!), но и еще по случаю нараставшего запаха, от которого пространство кружилось, а желудок испытывал колоссальную тяжесть.

До тех пор Анжела не знала, как выглядят монстры, и надеялась узнать, только когда будет пробираться мимо них под действием зелья невидимости. Однако если кто и был невидимым, то только стоявший перед ней силуэт.

Сначала она не поверила и протерла рукой глаза: тьма шевелилась, и не просто шевелилась — оставляла разводы в пространстве, как пламя костра, заслоняла надгробия и издавала хриплое карканье, значение которого было непонятно. Лунный свет нисколько не делал образ различимым, а лишь определял нечеткий контур тела. На мгновение подумалось, что это тени ветвей деревьев, сплетенные в форме прямоугольного тела и изогнутой шляпы на круглой голове; но силуэт на фоне окружения выглядел неестественно густым — он были темнее ночи.