Алексей Даниленков - Девушка, кошка и дракон

— И зачем вы только меня сюда отдали? — пробурчал я, когда мы выходили из здания. — Тут дети могут начать издеваться над заболевшим одноклассником, а директор лучше исключит ученика, чем сделает лишнее телодвижение. Наверное, хорошо, что я не помню эту школу.

— Это хорошая школа, — ответила Елена, затем, задумавшись, добавила: — Хотя я теперь в этом не уверена.

— Поедем другую смотреть? — спросил я.

— Да. Лучше постараться оформить все сегодня. Ты как себя чувствуешь? Выдержишь еще поездку, или лучше домой?

— Выдержу, конечно.

Другая школа ничем особо не выделялась — типовое, построенное еще в советское время, здание. Кабинет директора мы нашли быстро. Несмотря на каникулы, директор, точнее, директриса, была на месте — пила чай и нашему появлению не сильно обрадовалась. Узнав, что я учился в гимназии, она поинтересовалась причиной неожиданного перевода. Елена просто протянула ей заключение, в котором был указан диагноз. Просмотрев его, директриса с подозрением спросила, какие ограничения по здоровью у меня есть и не нужна ли мне особая программа обучения. Услышав, что кроме освобождения на месяц от физкультуры, мне ничего не требуется, она расслабилась. Через пять минут она подписала приказ о зачислении меня в 6 «А» и порекомендовала дня за два-три до окончания каникул зайти к классному руководителю и в школьную библиотеку за учебниками.

Остаток каникул я решил посвятить чтению учебников и тренировкам почерка. В результате через пару дней ежедневных тренировок стало получаться нечто, похожее на почерк Саши. Учебники же ничего нового не дали — математику и прочие естественные науки даже вспоминать не пришлось. Правила из учебника по русскому языку вспоминались уже после первого прочтения. А географию, историю и прочую литературу я решил учить по мере необходимости.

За пару дней до конца каникул еще раз сходили в школу, как и рекомендовала директриса. И если в библиотеку мы просто зашли, объяснили кто и зачем, получили учебники и ушли, то беседа с будущей классной руководительницей добавила информации к размышлению.

Женщина лет сорока — сорока пяти нашлась на втором этаже в кабинете русского языка и литературы. Выяснив, что я и есть та самая новенькая, о которой ей не далее как вчера между делом сообщила директриса, она сперва решила побеседовать только с Еленой, а меня отправила прогуляться в коридор. Вот только дверь в кабинет никто не закрывал, а в коридорах было тихо, и я услышал весь разговор.

— Сперва мне хотелось бы узнать, почему вы переводитесь к нам. Мне сказали, что это связано с последствиями болезни, но в документах указана только операция на брюшной полости. Успешная. Я не просто так спрашиваю. Возможно, вашей дочери потребуются особые условия при обучении. Снижение нагрузки или еще что-то.

Елена помолчала, видимо, обдумывая ответ.

— У нее обнаружили опухоль яичников. Их пришлось полностью удалить. Сами понимаете, какие после этого будут последствия, поэтому мы и решили это скрыть. Ей придется пройти гормональную терапию и периодически наблюдаться у врача. Больше никаких ограничений по здоровью нет.

— Тогда зачем вы перевелись? Вы ведь учились в элитной гимназии, а у нас обычная школа.

— Во время операции она чуть не умерла, два дня была без сознания, а когда наконец очнулась, оказалось, что она ничего о себе не помнит. Врачи говорят, что это реакция на наркоз. Психолог сказал, что амнезия, скорее всего, временная и коснулась в основном личных воспоминаний, а остальные навыки практически полностью сохранились. Но директор гимназии решил, что продолжать обучение нам лучше в школе попроще.

— Что ж, ясно. Вы уверены, что она действительно сможет учиться? Может лучше перевести ее на домашнее обучение? Нанять репетиторов?

— По ее словам, она помнит все, что изучала в школе. Но если вдруг она не будет справляться, мы так и сделаем.

Прозвучавшая в разговоре «официальная» версия мне понравилась. Так можно объяснить ребенку и необходимость пить гормональные препараты и невозможность иметь детей. А если не знать настоящего диагноза или не проходить детального обследования, то догадаться, что это не правда будет нельзя.

Потом меня позвали в кабинет. Задав пару вопросов по литературе и русскому языку, и убедившись, что по крайней мере на тройку я материал помню, будущая классная руководительница сказала, чтобы в случае каких-то проблем я сразу обращался к ней и, напомнив дату начала занятий, отправила нас отдыхать.

Тем же вечером выяснилось чем таким зарабатывают на жизнь мои родители. За ужином Виктор сказал Елене, что раз уж я могу ходить в школу и из школы сам, то ей стоит почаще бывать в офисе. Я тут же поинтересовался, а чем именно там занимается мама и, вообще, откуда деньги в доме. Оказалось, что отец — совладелец небольшой фирмы, поставляющей из-за границы несколько наименований лекарств и БАДов, а мать работает у него экспертом — готовит документы то ли для разрешения на ввоз, то ли для сертификации. Работа ответственная, но из-за необходимости возить меня в гимназию в офисе она проводила всего полдня, а потом из-за моей болезни большую часть работы пришлось переложить на подчиненных, а остальное делать дома. На слова Елены о том, что я нуждаюсь в присмотре я заявил, что вряд ли в новой школе у меня будут серьезные проблемы, а если что, то есть классный руководитель и мобильник. Но если она так переживает, то может пару дней походить со мной. И вообще, мне надоело сидеть в четырех стенах, и хочется прогуляться.

На прогулки меня отпустили. Даже дали немного денег на самостоятельную покупку мелочей к школе. Правда в первый раз все пришлось делать под присмотром Елены, да и первую неделю после каникул она пообещала быть дома.

«Учат в школе, учат в школе, учат в школе», — мысленно напевал я, шагая рядом с Еленой. Мои фамильяры, уменьшившись в размерах, сидели у меня на плечах. Ми на левом, а Рей на правом.

— Пой вслух, — неожиданно попросила меня Рей.

— А что такое? — удивился я.

— Ты уже двадцатый раз пытаешься спеть эту песенку. Пусть и родительница твоя помучается, а то она только твое мычание слышит, а мы еще и слова. Которые ты каждый раз перевираешь, да еще и не помнишь их местами.

— Серьезно? — удивился я.

— Мистресс просто волнуется, — подала голос Ми. — Пусть поет. У нее теперь такой забавный голос.

Услышав это, я прислушался к себе и с удивлением понял, что действительно волнуюсь. Усилием воли сильнее приглушил эмоции и перестал напевать.