Ника Ракитина - Книга Кораблей. Чародеи [СИ]

Из задумчивости Мидеса вывела всё та же девица-подавальщица. Она кашлянула и, склонив русую головку к плечу, вопросительно подняла белесые бровки.

— Кружку вина, — буркнул Салзар, у которого аппетит к тому времени совершенно пропал. Девица возмущенно фыркнула, поправила передник и, забросив светлую косу за спину, направилась куда-то за стойку.

Между тем Сианн душевным тенором завел печальную балладу о непонятом соотечественниками и семьей молодом человеке, вынужденном скитаться по бурлящим от дождей дорогам. Почему молодому человеку в его скитаниях постоянно сопутствовала плохая погода, Мидес так и не понял, а вот худенький Себастьян, раскрыв рот, восторженно смотрел на менестреля.

— Если вышел ты в дверь, уж назад не входи, век носи свою лютню за правым плечом… — донеслось с другой стороны. Это Седрик, ученик знаменитого Орландо, решил добавить свою лепту к изящным искусствам города Мерриана. Голос у лютниста был весьма приятный, и серенький мальчик, переведя взгляд на Седрика, снова заслушался. Как и белобрысая подавальщица, что подошла к Мидесу и задумчиво поставила на стол деревянную кружку с темным содержимым. В нос ударило кислым, и странник поморщился, запоздало припомнив, что когда-то его уже предупреждали о дурном качестве меррианской выпивки.

— скорбно завершил балладу Седрик [8] А вот тут — пасхалочка. Кто признал — тому пять с плюсом, кто не признал — не обращайте внимания. Менестрели — народ творческий, и полет их фантазии ничем не ограничен. .

Сианн скривился:

— Неплохо, пан лютнист, только я бы на вашем месте в самом начале трехдольную пульсацию аккомпанементом поддерживал, а то вы в метр не попадаете… Я так понимаю, — он прищурился, — у нас с вами нечто вроде поединка намечается?

— Да, — задрал подбородок Седрик, поправил кружевной манжет, вылезший из рукава пропыленной кожаной курточки и на всякий случай напомнил: — Только изящного. Потому как менестрели бьются исключительно при помощи слова и музыки.

— И что же получает победитель? — ядовито поинтересовался Сианн. — Предупреждаю, на работу в этой таверне у меня есть договоренность с хозяином.

— А… — внезапно подал голос Себастьян, — вы ученика разыграйте, меня вот, например… — и жутко смутился, уткнув курносый носик в рукав поношенной серой рубашки.

— Сябик, ты что? — лютнист опустил инструмент и обиженно посмотрел на серенького. — Мы же, вроде, договорились?

— А я наврал… насчет оплаты… — мальчишка, моргая, поднял голову; впалые щеки его стыдливо алели.

— И зачем, интересно, мне ученик, да еще такой, который заплатить не может? — недоуменно покосился на мальчика Сианн и пренебрежительно фыркнул.

— Я многое умею, — поспешно забормотал тот и, загибая тонкие пальцы с траурными полосками под ногтями, начал перечислять свои достоинства, в число коих входили: умение играть на струнных инструментах (правда, невеликое), нахождение общего языка с дикими животными, владение художественным словом, а также стирка, штопка и готовка. Скривившийся поначалу Сианн, когда речь зашла о последних талантах серенького, заметно оживился.

— Штопка, говоришь? Хорошо, я согласен.

Седрик выбрался из-за стола, не спеша приблизился к очагу, и, с лютней наизготовку, вопросительно посмотрел на зеленоглазого:

— На какую тему желаете петь, Господин Менестрель? Хвалебные оды, воинские подвиги, служение Прекрасной Даме?

— Да всё, что угодно, Сударь Музыкант, — небрежно отмахнулся Сианн, вставая напротив: — Пожалуй, начнем с импровизации…

Ударил по струнам, и звонкий голос его поплыл по таверне — чаруя мягкостью, даря умиротворение, дразня несбыточными надеждами:

Себастьян на цыпочках подошел к очагу и, усевшись прямо на половичок, замер, подприрая кулаками остренький подбородок. Посетители корчмы, оставив разговоры, осторожно и, по возможности, бесшумно, дабы не разрушить очарование, стали подтягиваться ближе к месту поединка. Седрик, бережно прикоснувшись к струнам лютни, опустил голову и заиграл, аккуратно вплетая собственную, только что рожденную мелодию в перебор струн Сианна.

— зазвучал его мягкий баритон, и Мидес, посмотрев в совершенно счастливое лицо Себастьяна, подумал, что именно с таким выражением пресловутая Прекрасная Дама могла бы следить за двумя рыцарями, бьющимися насмерть за право носить ее имя на щите. Усмехнулся и залпом опрокинул в себя оставшееся на дне кружки вино. Поднялся, бросил на стол пару медяков и, накидывая на плечи плащ, направился к двери.

— донесся напоследок вдохновенный дуэт менестрелей, а затем тяжелая дверь хлопнула, обрубая музыку за спиной Салзара. Черноволосый странник стянул шнуровку плаща и медленно пошел по темному от нависавших этажей переулку, расспрашивая редких прохожих, как найти дом графа Олла.

Жилище графа Юлиуша представляло собой удивительное смешение стилей. Бывшее некогда оборонным сооружением — четыре поросшие мхом каменные башенки по углам ограды до сих пор смотрели темными машикулями [9] Машикули — бойницы, расположенные в верхних частях стен и башен средневековых укреплений. на город — оно со временем постепенно перестраивалось хозяевами согласно веяниям моды. Ныне покойная матушка графа вела свой род из столичных аристократов и, выйдя замуж, начала переделывать старый замок сообразно собственным вкусам. Вкусы, к слову, у графини были изысканные, и нынешнее поместье могло по праву считаться одной из главных достопримечательностей Мерриана. Увитая плющом и жимолостью изящная ограда — чугунные стрелы и полукружия на каменном цоколе — опоясывала большой двухэтажный дом с украшенным башенками флигелем. Над домом на высоком шпиле поблескивала позолотой застывшая в беге лисица — старинный символ рода Оллов. От ворот вела мощенная булыжником аллея, обсаженная можжевельником и низкорослой туей. Галерея, опоясывающая фасад здания, щеголяла разросшейся розовой бугенвиллией, плотно прильнувшей к темному камню арок.

Изящество, с каким было обустроено поместье, явно отдавало духом пришлых и наводило на мысли об элвилинских корнях его хозяев. Салзар, наслышанный о меценатстве Оллов по отношению к ордалианской церкви, подумал, что благотворительность сия была скорее вынужденной, нежели продиктованной порывами души.