Ника Ракитина - Ратанга [СИ]

Выбравшись из толпы, Алин долго шла по путаным улочкам, и все реже навстречу попадались люди. А у того двора было совсем пустынно.

Она толкнула скрипучую калитку, подошла к колодцу. В черной глубине его отражались звезды. Девушка села на скамью. Лист ясеня с чуть слышным шорохом упал на землю у ее ног. Пахло дикими яблоками. И тут Алин окликнул незнакомый голос.

Чужак назвал ее по имени — тому, которое дали ей на Севере, и которого — она знала — в Ратанге не ведал никто. Она ничем не выдала удивления. Человек стоял перед ней.

Он заговорил, не дожидаясь, пока Алин отзовется. Он рад, что она осталась в живых. Он несет ей привет от владык Севера. Они ближе, чем она думает — в половине дневного перехода. Ратангские глупцы празднуют, а жертвенный меч уже занесен над их головой. (Алин подумала, что владыки все же плохо знают Ратангу, но глаза не выдали презрения). Ратангцы пощадили ее — владыкам это известно — но Север верит ей по-прежнему. И она ему верна. (Тут чужак пристально взглянул на нее; она, не разжимая губ, кивнула.) Владыки дают ей случай доказать это. Нет, им ничего не надо знать о силах Ратанги — они знают и так. Странники? Даже две сотни легендарных витязей не в силах изменить ход судьбы. Ну а если случится небывалое и осада затянется… (Он вновь взглянул на Алин)… есть средство поторопить победу. Вот — и вынул из складок плаща плоскую черную шкатулку. Алин должна открыть и бросить в колодец. Это будет помощь Северу… И — месть.

Соглядатай замолк, глаза у него горели. Одержимый, подумала она.

— Что это?

— Женские побрякушки. Если их найдут при тебе, ничего не заподозрят.

— Я не боюсь. Как это послужит мести?

Он колебался.

— Я привыкла знать. Или владыки разуверились?..

— Их хозяйка — Серая Дева.

Алин не надо было переспрашивать. В этой шкатулке — смерть. Медленная и неотвратимая. Серое крыло накроет залитую огнями Ратангу. Да, это месть…

— Давай.

Шкатулка была тяжела. И что-то чуть слышно побрякивало внутри. У соглядатая тряслись руки, а когда она взяла шкатулку, на лице мужчины отразилось облегчение, и Алин усмехнулась — впервые за весь вечер.

— Ты должен уйти сегодня?

— Нет, задержусь, — он облизал губы.

— Дай мне нож.

Он помялся, потом вытащил из рукава стилет. Оружие убийц.

— Есть у тебя еще?

— Да.

— Хорошо. Теперь иди. Стой! — она подняла руку. — Что там?

Соглядатай повернулся резко, и тогда Алин ударила его ножом между лопаток. Повторять удар ей не пришлось.

При нем была еще одна шкатулка. «Клык». Несколько монет. Кресало. Больше ничего. Она стащила мертвеца в погреб. Потом развела в очаге огонь. Положила на угли обе шкатулки. Старое дерево прогорело не сразу. Почти до утра сидела Алин на корточках перед очагом, подкладывая ветки.

Еще вчера пылала огнями Ратанга — горсть сияющих светлячков на ладони горы. Сегодня от праздничных огней остались лишь угли. Еще более черной громадой на черном небе возносился над валами город, и ни один огонь не мелькнул живой искрой из тьмы.

Темно было и на валах, даже сторожевые костры погашены — будто вымерло все. И только из стана кочевников доносились с порывами ветра шум и лязг оружия, и пылали алыми точками во мраке далекие костры…

Я спустилась с вала. Ветер отдувал с головы капюшон плаща. Внизу часовой, вынырнув из мрака, негромко окликнул меня и, услышав ответ, снова растворился в темноте. А я пошла дальше, и казалось мне, что никого больше не существует на свете…

Задумавшись, я шла вперед, пока не наткнулась на туго натянутую парусину — это были палатки вождей. Следовало уйти отсюда, мне, простому воину, здесь не место. И кого мне искать? Кому дело до меня сегодня, перед последним боем? Я прибавила шаг, обошла палатку и отпрянула, различив неясную фигуру человека.

— Эй, кто здесь? — окликнул знакомый голос, и у меня отлегло от сердца, потому что это был Вентнор. И что-то сладко дрогнуло внутри, потому что я поняла, зачем бродила бесцельно полночи по уснувшему лагерю. Чтобы увидеть его.

— Кто? — повторил он резко, и я спохватилась.

— Это я, Вентнор.

— Эгле? — он подошел совсем близко, и можно было различить его лицо. — Почему ты здесь?

— Не спится.

— Напрасно, — сказал он. — В бою рука должна быть твердой, если не хочешь погибнуть.

— А если хочу?.. — вырвалось у меня, и я тут же пожалела об этом.

— Не спеши умирать, — сурово сказал Вентнор. — Ты на это еще права не имеешь.

— Как так?

— Другие, достойные, умирают, а им бы жить да жить. А ты, девчонка еще, смерти ищешь? Не выйдет.

— Спасибо за урок, — голос у меня дрогнул, и я шагнула было прочь, но Вентнор удержал меня.

— Не сердись, Эгле, — проговорил он мягче. — Но перед боем такие черные мысли…

— Тебе-то что? — перебила я. — Тебя беспокоят мои мысли, да? Не бойся, я и так буду сражаться, как все.

— Я знаю, — он вздохнул. — Что с тобой, Эгле? Ты… боишься?

— Нет, — ответила я горько. — Мне нечего бояться, Вентнор. И разве ты защитишь меня от страхов?

— Я? От страхов? — переспросил он удивленно. — О чем ты?

— Ни о чем! — оттолкнув его, я бросилась прочь. Он окликнул: «Эгле!» — но я не остановилась.

Горько мне было, горько и больно оттого, что я не смогла сказать Вентнору то, что хотела. «А он ничего не понял», — с той же горечью упрекнула я, хотя разведчик ни в чем не был виноват. И я знала теперь, что никогда больше не заговорю с ним об этом. Это ни к чему, это никому не может принести радости.

Я бежала долго, не разбирая дороги, спотыкаясь, потом устала, пошла медленнее. Провела ладонью по щеке — мокрая, а я и не заметила, что плакала… Боль моя затихла, свернулась клубочком в груди, неопасная теперь, но я знала, что она скоро проснется… Я облизнула губы, горькие и сухие, как будто я по ошибке выпила отраву. Ну, пусть. Пусть все будет, как есть.

Во мне было сейчас два человека. Одна Эгле молча корчилась от боли и яда, другая шла по сонному лагерю, вглядываясь в темноту, разыскивая стоянку Лунных Всадников. Почти у самой коновязи, когда я уже видела свой стяг и около него неподвижную фигуру часового — невысокий, закутанный в плащ воин прошел мимо, задев меня плечом и не сказав ни слова. Бледный ночной свет на мгновение коснулся его лица — нет, не лица, а маски, скрывавшей лицо. Воин давно исчез, а я все не могла сдвинуться с места. До чего же он похож на Странницу! Но зачем ей сейчас маска?..

Бой похож на тяжелый труд. Я и раньше слышала такое, но что это означает, поняла лишь сейчас. Пот заливал глаза. Болели изрезанные тетивой ладони. Сдавливал горло кожаный ворот куртки. Не глядя, я хватала стрелу из колчана — она скользила в онемевших пальцах. Крики, топот, треск огня, исступленный вой кочевников лишь вначале обрушились на меня, а потом я слышала одно: назойливый, звенящий гул собственной тетивы, и казалось, что лопается небо. Безоблачное, жаркой дымкой затянутое небо. И неотвязная жажда кашлем разрывала горло.