Евгений Малинин - Маг

– Давай я слезу, я уже отдохнул. – Но в этот момент мы вышли на небольшую, покрытую мелкими цветами поляну. Зопин прошагал в ее середину и, остановившись, сбросил с плеч мешок.

– Привал… – объявил он, повернувшись ко мне. Я сбросил с головы противный тючок, аккуратно снял Данилу и поставил его на ноги, стянул свою торбочку и, наконец, опустился на траву, с удовольствием вытянув натруженные ноги. Подошедший Опин бросил на траву мешок, стянул с головы свой желтый колпак, вытер им оказавшуюся абсолютно лысой макушку и заворчал:

– Что-то вы только тронулись в путь и уже повалились на бок. Это ты, что ли, самый усталый… – Он уткнулся угрюмым взглядом в Зопина.

– Да я еще три раза по столько могу прошагать, не то что некоторые с потной, вонючей, лысой макушкой!… – тут же окрысился тот.

– У кого это лысая макушка… у кого, я спрашиваю? – Опин еще круче сдвинул брови и сжал кулаки.

– Да у тебя, у косматенького… Или что, скажешь, что это тебя в Некостине модельно подстригли?… И таким потным, вонючим дикалоном спрыснули?… – Зопин пихнул своего близнеца брюхом.

– Кого спрыснули… кого спрыснули… Сам ты дикалоном спрыснутый… Тем, который последнюю мыслишку из башки выбивает… – И Опин, в свою очередь, пихнул Зопина брюхом.

– Это кому… мыслишку… из башки?… – пыхтя и глотая слова, напирал брюхом на товарища Синий колпак. – У меня знаешь сколько этих мыслишек? Не то что у некоторых… у которых ни мыслишек, ни волос… Все разбежались в разные стороны…

– Ага! Знаю я твои мыслишки… Две всего и осталось… Пожрать да под кустом поваляться! Еще смотрит, у кого кто разбежался, а у самого и разбегаться-то нечему! – Брюхо Опина снова принялось за дело.

– Это у кого разбегаться нечему?… У меня еще все волосики на месте, не то что у некоторых – все пообтерлись… До блеска… – последовал очередной пих брюхом.

– Что?! Это у меня-то все волосы пообтерлись?

Но Зопин грубо нарушил очередность высказывания и пихания, неожиданно ляпнув:

– Ну не все… Половина…

Опин замолчал, словно подавившись словом, и, скосив глаза вбок, лихорадочно решал – уступил ему Зопин в споре или нанес очередное оскорбление.

– Слушайте, ребята… – вмешался я, к искреннему огорчению Данилы, с интересом наблюдавшего за развитием гномьего диспута, – вы мне лучше скажите, зачем вам эти маленькие кайла?

Я заметил притороченные к вещмешкам гномов маленькие кайла с двумя острыми обушками сразу, как только мы тронулись в путь. Они меня очень заинтересовали, но по дороге у меня не было ни сил, ни времени спросить о них. А вот сейчас мой вопрос был как нельзя кстати еще и потому, что позволил мне отвлечь горячих ребят от их несуразного спора.

Опин сурово посмотрел на меня, как на некую помеху в деле наведения справедливости, но, немного помолчав, вдруг промычал:

– Угу… – Потом повернулся к Зопину и спросил: – Ну ты, носатый, волосатый, чай сегодня будем пить или ты от усталости совсем ножки переставлять не в силах?

– Это кто ножки переставлять не в силах?… – завел по новой Зопин, но вдруг заткнулся, смутился и быстро направился в лес. Через несколько минут, под довольным взглядом Опина, он уже стаскивал в кучу сухие сучья для костра. А еще через несколько минут на поляне весело потрескивало пламя, над которым повис котелок, полный свежей родниковой воды. Зопин хлопотал между кострищем и развязанным мешком, а Опин, убедившись, что его коллега загружен работой, присел на траву рядом со мной и пояснил:

– Сегодня его очередь готовить еду.

– Но, по-моему, обед вы готовили вдвоем?… – спросил я.

– Да разве этому обжоре можно крупу доверить? Он же каши на пять лет вперед сварит и всю сразу съест, а потом всю дорогу стонать будет, что у него животик пучит!… Брюхо ненасытное!…

Я едва не заметил, что брюхо у него самого мало уступает зопинскому, но вовремя прикусил язык. Опин между тем продолжал:

– Вот ты спросил насчет нашего инструмента. – И он любовно погладил свое кайло. – А судя по возрасту, мог бы уже знать, что гномы – народ стихийный… То есть дети земли и огня! Значит, должны понимать в рудах, металлах, камнях, а значит, и в рудничном деле. А какой такой может быть рудничный мастер без обушка… без кайла по-твоему. Мы с самого рождения получаем в руки такой инструмент и уже без него никуда. – Он снова ласково погладил рукоять кайла.

– Вот я заметил – у тебя шпага на поясе болтается… Покажешь?

Я молча вытянул клинок из ножен и подал рукоятью вперед гному. Тот принял оружие и для начала вывесил его на ладони. Одобрительно хмыкнув, он внимательно рассмотрел эфес, ласково его огладил и перенес свое внимание на клинок. Послюнявив палец, гном тщательно вытер его о штаны и медленно провёл им вдоль всего клинка, склонив к нему поросшее волосом большое ухо. Затем перевернул клинок и проделал ту же операцию с другой его стороной. Он не пробовал остроту заточки, он просто водил большим пальцем по плоской поверхности шпаги. Его щекастое лицо вдруг стало страшно озабоченным, и он еще раз, как-то лихорадочно и в то же время тщательно, повторил всю процедуру.

В этот момент Зопин заорал:

– Эй, подходите, чай готов!…

Опин вскинул голову и охрипшим голосом позвал:

– Ты, Синий колпак, подь сюда… Быстрее, быстрее… – поторопил он замешкавшегося товарища. Тот совсем уж было собрался начать привычную перепалку, но, увидев озабоченную физиономию Опина, быстро подбежал и тоже склонился над клинком. Опин снова послюнявил палец и в третий раз начал возить им по тускло светившейся стали. Теперь уже два уха чутко прислушивались к этому движению.

– Ну?… – поднял наконец голову Опин.

– Ты думаешь?… – ответил Зопин.

– А ты что, сам не слышишь?… – ехидно ощерился Опин.

– Слышу, только откуда он взялся?… – Зопин выглядел смущенным. После этого оба гнома одновременно уставились на меня.

– Откуда у тебя эта вещь?… – требовательно спросил Опин.

– Слушай… – вдруг заволновался Зопин, – …там чай стынет.

Опин зыркнул на него глазом и, пробормотав:

– У, брюхо… – снова обратился ко мне: – Пошли чай пить. И расскажешь, откуда у тебя эта Сталь…

Слово «сталь» он именно так и сказал, что я понял – оно пишется с большой буквы «С».

Мы поднялись и направились к костру. Все, кроме Ваньки, которого чай, по всей видимости, не интересовал. Он, приподняв голову, посмотрел нам вслед, а затем поднялся и, аккуратно ставя лапы, покрался в лес.

Когда мы уселись вокруг котелка с каким-то ароматным пойлом и получили в руки по кружке этого взвара, Опин требовательно взглянул на меня и я понял, что гномы ждут разъяснений.

– Вообще-то мне и рассказывать особенно нечего, – начал я. – Эту шпагу мне подарил, как, кстати, и виденный вами арбалет, один старик по имени четырехликий Навон. Первым живым существом, встреченным нами в этом мире, была его внучка Соня… – Я улыбнулся, вспомнив ушастого зайца. – Она нас и познакомила со своим дедом. Я рассказал ему нашу историю, и он, собирая нас в дорогу к Многоликому, подарил мне этот клинок.