Энтони Райан - Владыка башни

— Нет! — громкий приказ остановил стражников.

Владыка фьефа выпутался наконец из одеял и уставился на Риву, хотя та не замечала его, не сводя глаз с занавесей на окне.

— Посмотри на меня, — сказал дядя, мягко приподняв ее голову за подбородок.

Девушка взглянула в покрасневшие глаза и увидела, что он плачет и улыбается одновременно.

— Рива… — с нежностью прошептал он.

Десять дней они провели в глуши, углубившись в холмы к северу от Южной башни и держась как можно дальше от проезжих трактов и возможных маршрутов лесных патрулей. Охота продолжалась: гвардейцы с собаками и следопытами оттесняли их все дальше, заставляли петлять, прокладывая ложные следы в сторону Кумбраэля. Самим охотиться было некогда, они голодали, питаясь грибами да корнями, собранными по пути. Костер стал непозволительной роскошью, ночами они согревались, прижимаясь друг к другу.

Женщина все время молчала, подавленная своим провалом, в ее взгляде отражалась какая-то неуверенность. Френтис все пытался разглядеть в этих изменениях предвестники слабости, но замечал лишь возрастающую злобу. Теперь он хорошо знал свою спутницу и ненавидел это знание, понимая, что ее мрачные размышления приведут лишь к яростному стремлению убивать. Она презирала других за их набожность, сама же поклонялась смерти так, как и не снилось кумбраэльским фанатикам.

— Не думай, что я виню тебя, любимый, — наконец произнесла она впервые за много дней. — Во всем виновата я одна, теперь мне это совершенно ясно. Любовь к тебе сделала меня безрассудной, а дар Ревека — самоуверенной. Мне начало казаться, что я неуязвима. Горький урок, как и все стоящие уроки.

На десятый день они вышли к старому домику лесника. Заросший мхом и полуобвалившийся, он был каким-никаким убежищем, в котором можно было развести ночью огонь. Френтис собрал грибов и корней, а потом ему удалось руками поймать в недалеком ручье форель, дождавшись, когда та неосторожно подплывет к берегу. Он выпотрошил рыбину и запек ее на углях, завернув в листья. Женщина с волчьим аппетитом проглотила свою долю.

— Голод — лучшая приправа, — заметила она после еды, и впервые за долгое время губы ее тронула улыбка. Френтис, уже закончивший еду, промолчал. — Ты обеспокоен, — сказала она, подсаживаясь ближе и прижимаясь к нему. — Гадаешь, кто будет следующей жертвой, когда мы доберемся до Варинсхолда? Хотя, я уверена, в глубине души ты это уже знаешь.

Френтис подумал, что лучше бы она и дальше продолжала молчать. Путы даже позволили ему высказать это вслух. Сейчас она редко связывала ему язык: похоже, ее успокаивали его слова, как бы грубы они ни были. «Почему ты не сдохла тогда в Южной башне?» — хотел он сказать, но не решился. Что-то надвигалось. Близился момент воплощения ее безумного плана, что бы это ни было. Теперь Френтис о многом догадывался и понимал, что это, скорее всего, может означать.

— Как насчет сделки? — спросил он.

— Сделки, любимый? — искренне удивилась она.

— «Любимый»… — передразнил он. — Ты постоянно так меня называешь — и даже душой не кривишь, правда? За всю свою долгую жизнь ты в первый раз влюбилась.

Ее лицо сделалось непроницаемым, разве что в глубине глаз плеснулось легкое беспокойство. Она кивнула, видимо, ожидая очередного укола или ехидного замечания.

— Ты меня хочешь, меня всего, — продолжил он. — И я в твоем распоряжении. Мы будем вместе. Мы останемся вместе так долго, как ты сама захочешь, и тебе не придется больше меня принуждать. Я никогда не выступлю против тебя. Мы уйдем вместе, отыщем какое-нибудь забытое людьми место и поселимся там: мы вдвоем, ты и я.

Идеальную маску ее лица нарушил лишь едва заметный изгиб губ и легкое подрагивание ресниц.

— Ты читаешь в моем сердце, — произнес Френтис. — И знаешь, что я честен сейчас.

Когда она заговорила, ее голос был тусклым, но отчего — от злости или от черной тоски, Френтис понять не мог:

— Думаешь, это меня удовлетворит?

— Это то, что я могу тебе предложить.

— А что взамен?

— Свернуть с этого пути, перестать убивать. Забыть о Варинсхолде.

Она закрыла глаза и отвернулась. Ее точеный профиль багровел в пламени костра.

— Когда я была так же юна, как ты сейчас, я познала ненависть. Ненависть столь же жгучую и восхитительную, как любовь. Ненависть, которая смогла пробиться сквозь пустоту, слившись с даром песни, и эта песнь достигла нужных ушей, чей обладатель предложил мне сделку. И я ее приняла. Заключила договор и пролила море крови. Увы, любимый, твои условия мне не подходят.

Женщина открыла глаза и взглянула на Френтиса. Она казалась грустной и смущенной, настолько, что ему больно было на нее смотреть.

— Вот ты толкуешь о забытых местах. Но для Союзника не существует таких мест. Неужели ты не можешь понять, что наш единственный шанс — воплотить его план? Подарить ему вожделенный миг триумфа, последний мазок в его великой картине, и только после этого мы можем пытаться написать свою собственную. Тогда, любимый, я тебе обещаю, нам не потребуется бежать на край мира. Мы подарим ему победу, а потом сожжем его холст вместе с ним самим.

Френтис отвернулся. Женщина прижалась к нему, обняла за талию, положила голову на плечо.

— Я хочу тебя убить, — сказал он. — Ты должна это знать.

Она поцеловала его в шею, и он не отклонился, хотя путы ему позволяли.

— В таком случае, любимый, — прошептала она, и жаркое дыхание опалило его кожу, — ты обречен, а вместе с тобой — и все души этого мира.

Они прятались еще три дня, пока не убедились, что поиски прекращены, а в лесах больше не слышится собачий лай и не видны костры солдат. Тогда они продолжили путь на север, по-прежнему оставаясь начеку, избегая дорог и не отваживаясь даже обокрасть какой-нибудь крестьянский дом. Женщина была теперь полностью поглощена своей целью и не собиралась рисковать. Она мало разговаривала и не пользовалась по ночам его телом. Они просто шли, спали, ели — и только.

Через две недели они вышли на равнины и увидели дорогу к мосту через Соленку. Оба сильно похудели и приобрели одичалый вид, что женщине, кажется, даже нравилось.

— Беглые рабы редко едят досыта, — сказала она в ночь перед тем, как они вошли в город.

Разбили лагерь на берегу реки, в нескольких милях вверх по течению выше моста, опасаясь попасться на глаза чрезмерно бдительным стражникам. Денег на оплату пошлины у них не было.

— Мы с тобой познакомились в ямах, — сказала она ему. — Двое рабов, предназначенных для разведения. Меня похитили еще ребенком из какого-то дикого северного племени, неважно какого. Они все там очень воинственны, и многие из куритаев — потомки всякого северного быдла. Я боялась, что ты будешь как зверь удовлетворять свою похоть, используя мое невинное тело, но ты оказался добр ко мне, мы полюбили друг друга и со временем смогли сбежать. О нашем путешествии через всю империю можно сложить страшную и волнующую сагу. В Воларе нам удалось пробраться на судно, идущее на запад, и вот наконец мы добрались до варинсхолдского порта, где тебя признает добрый лорд. — Она усмехнулась, заметив его удивление при словах о добром лорде. — Это старая заготовка, любимый, таких орудий у Союзника хватает.