Вадим Оришин - Kujin Крыло отбрасывает тень [СИ]

Если бы мог улыбнуться, то улыбнулся бы.

— Я знал, что война, рано или поздно, закончиться. Что все мы еще ответим за все, что там происходило. Это было неизбежно, я был в этом уверен. И потому… Я передал детали операции на ту сторону. Сдал своих, в каком-то смысле, чтобы не позволить карательной акции состояться. Карательный отряд попал в засаду и был уничтожен. Меня-то знали, и не пристрелили. В конце пустили пулю в брюхо, аккуратно, чтобы гарантировано выжил, но был надолго отправлен в тыл, лечиться. Так и произошло. Я попал в госпиталь, а потом в тыловую часть, война уже сходила на нет, и не высасывала свежую кровь.

Остановился, потому как отчетливо ощутил город. Уже недалеко. Если напрячься, можно найти Сигурэ.

— Но вот закончилась эта история совсем не так, как я бы хотел.

Оракул меня не перебивала, просто слушая. Для нее это просто история, она ведь даже не человек. Она не может в полной мере понимать меня, и тем более не может понимать реалии другого мира.

— Война закончилась. Тогда я не знал, почему, но сейчас знаю. Всю страну продали, в общем-то. Государство, в которой я родился и жил, которому я даже служил, полностью перешло в сферу влияния одной из сверхдержав. И пусть я не знаю, какой ценой этого удалось достичь, это не важно. Солдат одной стороны назвали героями и борцами за свободу и независимость, солдат другой полностью оправдали и признали, что те тоже за правое дело сражались. Вот только и про военных преступников никто не забывал. И карали их очень жестоко, припоминая все их зверства. На кого-то нужно было свалить всю грязь, что там творилась. Вспомнили и про меня, и про единственную мою операцию в составе уничтоженного карательного отряда. Вспомнили, и назвали меня предателем и убийцей. Я пытался сбежать, но не сумел.

Если бы мог улыбнуться, то улыбнулся бы.

— Меня настиг боевой товарищ. Он сумел не замараться, повезло парню. И он знал, что меня ждет, если поймают. Ничего хорошего меня не ждало. Поэтому он поступил милосердно. Так и сказал. Единственная милость для предателя — мгновенная смерть.

Постояв еще немного, я снова зашагал к городу.

— Когда я проснулся в этом мире, и как-то припомнил свое прошлое, еще не осознал ничего. Не понял. Потом, когда оказался на самой грани жизни и смерти, и, почему то, вернулся обратно к живым, я осознал. Что не мог убежать от войны там. И не могу сделать этого здесь. Я могу лишь отсрочить момент, после которого моя жизнь превратится в череду разрушений и хаоса. Да и то не факт.

Пару минут мы двигались молча, прежде чем Оракул снова спросила:

_"Из того, что я слышала, могу сделать вывод, что твоя судьба в некоторой степени повторилась"_

Чуть качнул головой:

— И да, и нет. На самом деле то, что произошло в итоге, было неизбежно. Я был слишком ценен, чтобы от меня избавляться. Но в томе время слишком неуправляем, чтобы держать меня рядом с собой. То, что произошло в тюрьме, то, что меня едва не убило, в Конохе не рассчитывали на это. Скорее они сами были не рады, что так все закончилось. Но хватит о прошлом. Его не изменить, можно лишь принять, как случившееся. У меня на руках девочка, которую надо спасти. И война, в которой нужно победить.

__

_

_

* * *

__

__

Кресло-каталка поскрипывало колесами. Гранд-магистр отказывался менять свое кресло каждый раз, когда то начинало поскрипывать и изнашиваться. Улыбался и говорил, что все вещи имеют свойство стареть, как и он сам. В этом нет ничего плохого, и это не повод их выкидывать. Воины Ордена прикатили кресло к комнате и остановились. Они безмерно уважали магистра и мастера. Орден существовал давно. Но именно этот старик сделал столько, сколько не сделали все его предшественники вместе взятые. Поэтому его уважали так, как вообще можно уважать человека. И его приказы выполнялись без вопросов и сомнений.

Поэтому в комнату к Джокеру Гранд-магистр въехал один.

— С пробуждением, — поприветствовал своего нового подчиненного старик.

Джокер ухмыльнулся. Кожа парня побледнела, под глазами появились темные пятна, волосы выцвели и приобретали зеленоватый оттенок из-за раствора, повышающего живучесть.

— Старый хер. Кто-нибудь вообще помнит твое имя, кроме меня?

Один из первых добровольцев был другом Гранд-магистра. Точнее даже не добровольцем. Старик Саймон точно знал, что не переживет превращения. Но это было не важно, потому что память его сохранится. И каждый следующий Джокер будет начинать свое превращение с опыта преданного воина Ордена, отдавшего служению всю свою сознательную жизнь. И гранд-магистр не стал препятствовать этому.

— Нет, наверное. Мне же уже памятник в Цитадели поставили. Даже не стали дожидаться, пока я, наконец, помру.

Джокер кивнул, оскалившись. Этот был немного не похож на остальных. Спокойное выражение лица, расслабленная поза. Сразу после превращения остальные чувствовали возбуждение, много двигались, без конца хохмили.

— Да. Жаль, я своими глазами так это чудовище и не увижу. Мне рассказывали, что тебя попытались воспроизвести в образе доблестного воина. В доспехах, с клинком, и в героической позе. Ослы педальные. Они бы еще церемониальный костюм использовали для образа.

Гранд-магистр улыбнулся, качая головой. Практически каждый их первый разговор так или иначе затрагивал эту тему.

— Что? Никаких истерик? На стену залезать не будешь? Никаких глупых шуток? Даже простыню жевать не станешь?

Джокер перевел на него взгляд мутных серых глаз.

— Истерик? Я, конечно, всякое творил, но истерик не помню.

Магистр пожал плечами:

— Наверное, бабу использовать было все же излишне.

Джокер поморщился:

— Только женщины мне в череде воспоминаний не хватало. Она, видимо, еще жива, если я этого не помню?

Гранд-магистр кивнул, улыбаясь.

— Неужели в коем-то веки у меня получилось подобрать такого парня, которому не сносит крышу? А?

Шут отмахнулся, откинувшись на спину. Телосложение у него все еще мальчишеское. Пройдет какое-то время, прежде чем он примет свой эталонный вид.

— Ты не простого парня поймал, старый пердун. Удивлен, что ты и в этот раз сумел заговорить мне зубы. Но в этот раз я не рядовой синоби.

— А кто? — старик выразил любопытство.

— Ученик Кьюджина. Один из трех его учеников. А заодно и личный адъютант Пятой Хокаге. Теперь уже бывший, понятное дело.

Старик улыбнулся:

— Ты отстал от жизни. Сейчас в Конохе рулит Шестой Хокаге, Курохай. Один из тех, кто, по слухам, создавал легенду Кьюджина. Хотя мне будет интересно…

— Никакой легенды, — оборвал Джокер собеседника, снова садясь и глядя глаза в глаза. — Минакуро Като, позднее Яманако Като, он же безликий под псевдонимом Уингу, он же Кьюджин. Сеннин пути Павлина. Я, пока был у него в учениках, всего не знал. Но потом, когда работал с Хокаге…