Наталья Авербух - Дочь воздуха

Рейнеке хмыкнул.

— Если смогу — принесу, — пообещал он. — Но я бедный человек.

Ргырпырлог засмеялся.

— Гномы умеют находить золото. Ты тоже научишься, ребёнок. А теперь — идём.

Подземные тропы вывели Рейнеке туда, где он меньше всего хотел оказаться: в подвалы родного дома. Вернее, так задумывал вредный гном, но в замке Северного моста отродясь не было подвалов, так что Рейнеке оказался в погребе и успел разбить несколько горшков, прежде чем сообразил, где он находится. Пришлось долго колотиться в крышку, пока не прибежала старая, седая как лунь и полуослепшая нянька, принявшаяся причитать над погребом о подлости крыс и бесполезности господского сынка, от которого, даром что маг, пользы не было ни вот нисколечко.

— Эй! — разозлился Рейнеке. — Габи! Это не крысы, это я! Выпусти меня!

— Ники! — ахнула нянька. — Негодный мальчишка, ты как сюда забрался?!

— Магические тропы, — подпустил загадочности молодой волшебник. — Выпусти меня!

Нянька засуетилась, загремела ключами, откинула крышку.

— Ахти! Кто ж это с тобой сделал?! — закричала она громче прежнего. Рейнеке оглядел себя и закатил глаза. Ну, конечно, он всё ещё выглядит как гном. Ну, да, он под землёй и он злится.

— Отстань, Габи, — проворчал юноша и постарался успокоиться. Сделать это под причитания няньки было весьма непросто, но вот тело юноши вернуло прежний рост и гибкость и он, подтянувшись, выпрыгнул из погреба. С удовольствием вдохнул вечерний воздух.

— Не доведут они тебя до добра, — покачала головой старуха. — Добегаешься, как учитель твой!

— Канцлер Ортвин? — переспросил Рейнеке. — Что с ним?

— А то ты не знаешь! — продолжила воркотню нянька. — Доколдовался на днях! Весь Южный мост лежит в развалинах, сам у нас на задворках валяется, твоя мать его выхаживает. Говорит, выживет.

— Надеюсь, ради него она не колдовала, — пробормотал Рейнеке, вспоминая, чем закончилось для него материнское колдовство.

— Да с ним — колдуй, не колдуй, толку не будет. Матушка твоя говорит — если до дня вершины весны не оправится, то как есть помрёт. Худо ему. Вот оно что от вашей магии-то бывает. Одумался бы, по дорогам побираться, Ники! Дома мать по тебе все глаза выплакала, отец стареет…

— Отстань, — отмахнулся Рейнеке. Нянька принималась причитать каждый раз, когда он возвращался домой.

— Хоть на глаза-то покажись отцу с матерью! Как с похорон сбежал дядюшкиных, так о родителях и забыл!

Рейнеке в ответ только выругался и пошёл через двор в покосившуюся башенку, служившую домом его родителям.

Он вдруг задумался над владением Южного моста. Если тётушка не собирается там жить, если дядюшкиного сына никто не признает за наследника… может, ему и в самом деле забрать себе это место? Снести остатки башни, убрать сараи… двор замостить камнем, а вокруг устроить лужайку… где-то там во дворе бил родник. Прудик ещё можно выкопать. И, разумеется, натянуть сильфову арфу и повесить рядом всевозможные колокольчики. Если найти, кто позаботится о владении во время его странствий, туда будет приятно возвращаться. Учитель говорил когда-то, что у некоторых волшебников и даже у обычных людей бывает место силы… место, где к ним возвращается утраченная сила… правда, учитель называл это «детским баловством»… вот и добаловался.

Родителей он нашёл на первом этаже, в зале, в котором днём обедали все домочадцы, собирались для дела и для разговоров, а ночью спала немногочисленная челядь. Отец сидел у очага и, не доверяя никому, точил старый меч. Мать у окна толкла в ступке какое-то снадобье, наполняющее зал горьковатым запахом. При виде младшего сына родители бросили свои дела и шагнули к двери. Такого приёма волшебник не ожидал. Рейнеке поклонился отцу, обнял мать. Что-то изменилось в нём ли, в них ли… то ли они стали ниже ростом, то ли он подрос… они ли согнулись, он ли расправил плечи…

— Сынок… — тихо произнесла мать. Отстранилась, вгляделась в глаза, провела рукой по волосам и даже, к смущению сына, принюхалась. — Ты изменился, сынок…

— Матушка, не… — с досадой начал волшебник, но она закрыла его рот рукой.

— В твоих волосах запутался ветер, но сердце… сердце стало твёрдым. И над тобой больше не властны проклятия. Что ты нашёл в своих странствиях, сынок?

Рейнеке открыл было рот, но сдержался. Мать прокляла его, навесив на шею безумного эльфа; теперь, когда он знал, сколько тому лет, когда гном называл эльфа его учителем, было невозможно считать того мальчишкой с дурным характером. Нет, не мальчишкой был Робин, а волшебным таинственным существом, чьё могущество столь же огромно, сколь и пугающе… А после мать навязала ему эльфийскую месть и это благодаря её неумелому вмешательству он был заведён в ловушку… Ликой. Стоит ли винить мать за этот прекрасный дар? А потом она написала старшему сыну. И Лику чуть не сожгли.

Волшебник пожал плечами.

— Я вернулся, — объявил он. — Думаю поселиться в замке Южного моста.

Отец невесело хохотнул.

— Сын, там нет никакого замка. Знаешь, что натворил твой учитель?

— Мне сойдут и развалины, — отмахнулся Рейнеке.

Отец сердито фыркнул и прошёлся взад-вперёд по залу, распинывая брошенную на пол солому.

— Он утверждал, что ты тоже был там, — сказал отец. — Что ты, несомненно, погиб.

— Я был там, — пожал плечами волшебник. — Но не погиб, как видишь.

Он протянул руку отцу и тот поспешно схватился, как будто всерьёз хотел убедиться, что рука младшего сына живая, тёплая, настоящая.

— Я в ваши магические дела не лезу, — всё так же сердито продолжал отец. — Однако вы оставили меня без второго замка и без вдовы родного брата. Я составил письмо командору Экельварду, да вот беда: никто не желает его отвозить.

— Тётушка Меик жива и здорова, — хмыкнул Рейнеке. — Но, думаю, мы её уже не увидим.

— Он сказал, что она из этих отродий. Детей ветра. Как и девка твоя, ради которой ты бросил дом. Это правда?

Рейнеке сжал кулаки.

— Отец, если хочешь, чтобы между нами был разговор, ты не будешь называть мою жену девкой.

— Жену?! — ахнула мать. — Но, сынок, когда…

— Брак без благословения родителей незаконный! — отрубил отец.

Рейнеке закатил глаза.

— Отец. Матушка. Позвольте начистоту. Мне от вас ничего не нужно. Ни Южного моста, ни северного, ни благословения и я не боюсь ваших проклятий. Ничего не нужно.

— Ты сказал, что вернулся домой, — напомнил отец. Голос его вздрогнул и Рейнеке вгляделся в него повнимательнее. Немолодой уже человек. Давно немолодой. Согбенный, седой, сердитый. Хороший вышел бы гном , промелькнула непрошенная мысль и Рейнеке усмехнулся краешком губ. Когда-то отважный воин, но очень, очень долго — всего лишь старик, бессильно проклинающий всех, кто не желает прислушиваться к его наставлениям.