Элвин Гамильтон - Наследие джиннов

Наши пока что успешно держали оборону, однако Нуршем уже поворачивался, чтобы обеспечить Нагибу решающий перевес. Я попыталась снова собраться с силами, но тут мне в затылок упёрся ствол револьвера, окончательно лишая способностей демджи.

— Руки на голову, живо! — произнёс знакомый голос с сильным гортанным акцентом. Генерал Дюмас!

В кои-то веки пришлось подчиниться чужому приказу. Перед глазами замелькали голубые мундиры. Галаны — настоящие, не иллюзорные — решили предпринять вылазку. Хорошо вооружённые, готовые к бою.

Мой взгляд был устремлён на Нуршема. Он так и не успел повернуться к утёсу, где кипела схватка мятежников с солдатами Нагиба, и теперь, наклонив голову в блестящем шлеме, смотрел на окружавших меня галанов с каким-то болезненным любопытством.

Генерал медленно обошёл меня, не отнимая ствола от головы, пока его высокая мощная фигура полностью не заслонила битву и неподвижно стоящего демджи. Дуло револьвера упиралось мне в лоб.

Сорвав с моей шеи куфию, он передал её солдату, и мне туго завязали глаза. Последним, что я видела, был револьвер и палец галана на спусковом крючке.

Вместо выстрела в ушах раздался дикий вопль, на меня пахнуло жаром. Холод металла, прижатого ко лбу, исчез. Не теряя времени, я упала на бок и перекатом ушла в сторону, одновременно срывая с глаз повязку. Передо мной предстало жуткое зрелище, но при этом не лишённое приятности.

Генерал Дюмас пылал как свечка — точь-в-точь как наш бедный целитель вчера в вагоне. Когда обугленный труп осел на колени и повалился на песок, я увидела у него за спиной Нуршема, воздевшего руки, будто в благословении. Загремели выстрелы, но ошалевшие галаны большей частью промахивались, и лишь одна-две пули оставили вмятины на его бронзовых доспехах.

Солдат, стоявший чуть в стороне, правда, не торопился — целился тщательно, и я видела опытным глазом, что он попадёт. Вскинула руку, и песок послушно взметнулся, толкая стрелка и сбивая прицел. Нуршем обернулся на его испуганный крик, который тут же превратился в вопль сгорающего заживо.

Один из галанов направил ружьё на меня, и моя рука снова инстинктивно дёрнулась, будто сжимая рукоятку револьвера. На этот раз свистящий вихрь слепился в странное человекоподобное существо. Я шевельнула пальцами, и песчаные руки сомкнулись на горле галана, сбивая его с ног. Рядом возник другой голем, за ним ещё и ещё. Мощные и неуязвимые для пуль, они бросались на галанов, валили на песок, а Нуршем довершал дело огнём. Указывая живому песку на врагов, я вертелась вихрем, как воительница Шазад, но моим оружием были не мечи, а пустыня — вся, до последней песчинки.

Увернувшись от сабли последнего галана и предоставив Нуршему покончить с ним, я огляделась. В пылу сражения мы незаметно оказались по другую сторону открытых городских ворот. Живых галанов не было ни одного, жители в страхе попрятались по домам, лишь кое-где выглядывая в окна; на опустевшей улице только мы с Нуршемом. Солнечные блики на его бронзовом нагруднике, слева на груди, там, где сердце, — вмятина от пули из моего ружья. «Наверное, будет синяк», — почему-то подумала я.

После шума пальбы, треска пламени и завывания песчаных вихрей полная тишина казалась оглушающей.

— Что теперь? — раздался из-под шлема глуховатый голос с родным акцентом. Голос жителя пустыни, земляка, брата.

Из прорезей медной маски на меня смотрели горящие синие глаза, напоминая о звёздном небе у костра… и о тьме без звёзд, которую помнила наша древняя кровь.

За углом послышался топот солдатских сапог. Фахали — пограничный город, гарнизон тут многочисленный. Вскинутый кулак Нуршема вновь заалел огненным жаром.

— Погоди!.. — тяжело выдохнула я, ещё не отойдя от лихорадки боя. — Не надо, ты же не хочешь этого сам.

Рука в бронзовой перчатке опустилась в нерешительности.

— Нуршем! — донёсся вдруг голос сверху, и мы оба задрали головы. На городской стене, у самых ворот, стоял принц Нагиб. Он пришёл за своим оружием. — Ты ещё не закончил!

Из переулков выбегали солдаты в голубых мундирах и окружали нас с ружьями наперевес, переговариваясь на своём гортанном наречии. Я снова потянулась к песку, ощущая его послушный отклик. Генерал галанов мёртв, но пристрелить нас могут и без его приказа.

Нагиб простёр в нашу сторону руку с растопыренными пальцами. На одном из них блестело бронзовое кольцо, такое же, как те, из которых была сплетена кольчуга. «На нём истинное имя Нуршема», — поняла я. В историях про джиннов без этого редко обходилось: только так жадный купец или властолюбивый правитель мог покорить всемогущего духа пустыни. Джинн тщательно охранял свой секрет, но случалось, что выбалтывал, — как правило, любимой женщине.

Истинное имя Нуршема… и моё тоже? У нас ведь общий отец.

— Сожги город, сожги их всех! — прозвучал приказ со стены.

Наши взгляды встретились. Я видела, что Нуршему не хочется причинять мне зло. Его руки потянулись ко мне, словно хотели обнять или благословить… А может, всё-таки сжечь? Так или иначе, даже от такого лёгкого движения в лицо пахнуло раскалённым жаром.

Оставался единственный шанс.

Я пошевелила пальцами, ощущая прилипший к ладони песок. Нуршем продолжал смотреть на меня, во взгляде его была жалость и мольба, но жар нарастал будто сам по себе, против его воли. Галаны подались назад, в растерянности наводя ружья то на меня, то на человека в доспехах.

Песок под ногами стал чернеть. Я продолжала шевелить пальцами, скатывая послушные песчинки в полновесную пулю. Будто снова на стрельбище в Шалмане — впереди мишень и один выстрел в запасе.

Один выстрел. Прицелиться и попасть.

Моя рука метнулась вперёд — резко, как удар хлыста. На этот раз никаких бушующих вихрей, чёткий и хорошо рассчитанный удар.

Звон металла — Нуршем вскрикнул и отшатнулся. Пуля рикошетом ушла под ноги и вновь рассыпалась песком. Огненный жар стал рассеиваться.

Затаив дыхание я смотрела Нуршему в лицо — настоящее, без маски. Дрожащей рукой он ощупывал разбитую застёжку шлема. Такой же юный, синеглазый и хрупкий на вид, как в дядюшкиной лавке. Тогда я ещё ничего о нём не знала и подумала, что такому на войне долго не выжить.

— Гореть должен не город! — выкрикнул Нуршем, выбрасывая кулак.

Жар прокатился огненной волной. Ружья галанов защёлкали, нацеленные на Нуршема, но я была наготове, и песчаная завеса взметнулась, укрывая его от пуль. Со стены донёсся вопль умирающего Нагиба.

Я родилась в пустыне, и мы с ней были одним целым. В суматохе битвы песок подчинялся мне, словно часть моего собственного тела, поражая врагов и не давая пулям задеть меня. Вот и всё, подробностей битвы в голове почти не осталось. Когда драться стало не с кем, я в изнеможении сползла по стене, привалившись к ней спиной. Пускай стреляют, пускай жгут огнём — мне уже было всё равно.