Игер Кау - Пепел и пыль [litres]

– А что это вы тут делаете? – Это Остен, мальчишка из «Белого кота». В руках у него большая корзина с какими-то то ли овощами, то ли фруктами. «Спасибо тебе, парень», – думаю я – внимание моих противников хоть на секунду, но переключается на него. И – толпа толпой, но места вокруг меня все же достаточно.

Переключаясь на второе зрение, наконец вижу человека у себя за спиной. Нет, это не револьвер – мне в ребра упирается мундштук курительной трубки. Толково. Если что – никому не надо предъявлять документы на оружие. Все вокруг словно замедляется. Наблюдатель пытается повернуться на голос Остена, Пелер тоже отвлекается на пацаненка.

Наступаю на ногу «курильщику», подхватываю его в развороте и швыряю на «наблюдателя», бывший сержант бросается на меня, но ему под ноги летит корзина Остена, и он промахивается, чудом удержавшись на ногах. Толпа мгновенно расступается – на хорошее зрелище сразу находятся зрители. Остен, мгновенно сообразив, что больше ничем мне не поможет, растворяется среди зевак. Пелер все-таки опрокидывается назад, но уже с моей помощью.

О, кажется, городская стража тоже спешит приобщиться к прекрасному – я замечаю знакомые шапки, уверенно колыхающиеся над толпой в нашу сторону. Пожалуй, пора делать ноги, мне объясняться со стражниками совершенно не хочется.

Не знаю, как именно выкрутится Пелер со своими гвардейцами, но жетон, лежащий в моем правом кармане, наталкивает на весьма определенные выводы.

И я, не дожидаясь, пока троица созреет для второй попытки, укладываю обратно на брусчатку ударом в висок начавшего подниматься Пелера. И никто, в том числе он, не замечает, как мои пальцы замирают на мгновение на рассеченной коже, прихватывая с собой капельки крови.

Я вспоминаю об этом потом, когда позади остаются самое меньшее три квартала, и людской гам на площади окончательно выветривается из ушей, и ничьи шаги и крики не спешат нарушить равновесия обычных шумов дня. Зачем я это сделал? Смываю засохшую кровь в удачно подвернувшемся фонтанчике и только теперь понимаю, что совершенно не представляю, где нахожусь. В смысле, в какой части Тигуры. Впрочем, вряд ли далеко от вокзала.

Заметив неподалеку арку в стене трехэтажного дома, захожу во двор – нечего на улице торчать, когда перед глазами все плывет. В дальнем углу замечаю играющих детей, в другой стороне – женщин, развешивающих белье. Наконец мой взгляд выхватывает из расплывающейся картинки никем не занятую лавку под деревом, и ноги сами несут меня к ней. Плюхаюсь, опираюсь спиной на ствол… и на какое-то время выпадаю из окружающего мира. В теплую муть, в которой не раличить ничего, кроме ноющей боли.

– Эй… Эй… С вами все в порядке?

С трудом фокусирую взгляд на авторе вопроса. Девчонка лет пятнадцати, странно напоминающая младшую дочку Медведя.

– Со мной все в порядке, – пытаюсь ответить я, получается не слишком убедительно, но я все же выдавливаю еще одну фразу: – Я немного посижу и пойду. Если я мешаю…

Девчонка мотает головой:

– Нет, не мешаете. И… Вы не уходите, ладно? Я скоро вернусь.

– Скажи, девочка, а до вокзала отсюда далеко?

– До вокзала? Около тиги, а что? Вам на вокзал надо?

– Да нет… – Наверное, я хотел сказать что-то другое, но в этот момент мир окончательно расплывается.

Снова открыв глаза, понимаю, что девчонка исчезла, а вместо нее меня трясет за плечо совершенно седая, но еще очень крепкая старушка.

– Сынок, что с тобой? Идти можешь? – Киваю, она решительно говорит: – Тогда идем со мной. Нечего тебе тут сидеть.

Дальнейшее я помню плохо. Вроде поднимался по какой-то лестнице, потом шел по какому-то полутемному коридору, дальше – скрипучая дверь, потом то ли кровать, то ли лежанка, дальше старушка поит меня чем-то… Наконец мир снова сходится в фокусе.

Я понимаю, что уже вечер. И не факт, что того же дня. Я все еще лежу на той лежанке, укрытый какой-то дерюгой вместо одеяла. То, что моя одежда никуда не девалась, действует успокаивающе. Взгляд упирается в уже виденную ранее девчушку. Заметив мой осмысленный взгляд, она ойкает и снова исчезает. Потом в доступное зрению пространство вплывает все та же старушка и, усевшись на что-то, обращается ко мне:

– Ну что, полегчало? Говорить можешь?

– Где я?

– Не бойся, все еще в Тигуре. И день тот же – ты два часа проспал только.

– А вы, простите, кто будете? Кого мне благодарить? Вы травница?

– Зовут меня матушка Галена, а благодарить меня не за что. Внучку мою лучше поблагодари – если б не она, так и сидел бы там сейчас, только с пустыми карманами и без этих… железок, – она кивнула в сторону стола, на котором лежали револьверы и прочее «железо». – А то бы и стража городская загребла бы, у них подвалы большие… Кто ты и что тут делал – знать не хочу. Уйдешь, когда пожелаешь…

Мы молчим какое-то время, потом она решается:

– То, что тебе плохо стало, это сущая мелочь. Наверное, и правда – посидел бы на лавочке, отпустило бы. Глядишь, и не обокрали бы даже. Только вот… чую в тебе что-то… даже сказать не знаю, что. Я ведь почему в городе живу – не травница я. Словом и руками лечу, а травы мне какие-то особые без надобности. Нет, конечно, и отвары и настойки использую, но самые обычные, всем известные. Травки для них и на рынке купить можно или заказать кому, незачем самой по лесам ползать.

– Что вы во мне почуяли? – прямо спрашиваю я. Вряд ли старушка добавит чего-то к тому, что я уже знаю, но вдруг…

– Сила в тебе, но сила… Даже не знаю, как сказать. Вроде не дикая, тебе послушная, только ты сам не знаешь, как с ней управляться. Словно не одно целое она с тобой, а… как железки вот эти. Инструмент. Словно не твоя она, а тебе досталась, потому что никто больше прав на нее не предъявил.

Хм, очень похоже на правду.

– И что это за сила?

– Говорю ж тебе – не могу оценить да по полочкам разложить. Показаться бы магу тебя толковому, знавцу настоящему, да где ж взять такого? Я ж лекарица простая, выше головы не прыгну, мне гильдейский медальон – всего лишь защита от любопытства стражников и прочих, причем не слишком надежная.

– Скажите, матушка Галена… – Вот чувствовал я к ней необъяснимое безграничное доверие, как Барен ко мне когда-то. – А вот понять, насколько крепко человек забыл что-то, можете? Ну, то есть может он вспомнить хоть когда-нибудь или там и вовсе стерто-выжжено все подчистую.

– Это ты не про себя ли говоришь? Вроде не похож ты на такого…

– Так может или нет? Очень знать надо.

Матушка Галена задумалась.

– Нет, так сразу не отвечу… А здесь как оказался? Потому как вижу – не местный ты.

– Долгая история. Скажем так, шел по дороге – хорошие попутчики подвернулись. Вопросов лишних не задавали. Только потерял я их здесь. Вчера еще. Где-то в городе они сейчас, но где – не знаю.