Пядар О'Лери - Шенна

– Верно говоришь! – сказал другой со злостью в голосе. – Они и со мной такую же проделку провернули, а кабы не Диармад Седой да Сайв, у них бы не вышло!

– Все несчастье Диармада, – сказал Шенна, – в том, что не сумел он предвидеть, а они и его, и Сайв оставили нищими.

И рассказал им от начала до конца все в точности как оно и случилось.

– А конец всему этому такой, – добавил он, – что, боюсь я, у Диармада разорвется сердце, если уже не разорвалось, а бедняжка Сайв подвинется рассудком. Трех сотен фунтов лишиться! Всего, что вдвоем накопили! Я подобного разорения и не упомню. И сам нипочем не знаю, что им теперь делать.

– Боже, – сказал владелец жеребца, – как бы плохи ни были у нас дела, у них-то еще хуже. Если б ты этого не рассказал, от них я бы ни слову не поверил. Но, конечно, истину ты говоришь. Чего же ради она стала бы как дура расхаживать с ним по ярмарке в красном одеянии, если только не думала, что сватовство уже устроено?

– Свадьбу должны были сыграть в большом городе, – сказал Большой Тинкер. – Ближе к дому места не нашлось. Давно на свете живу, много хитрых штучек со мной провернули в свое время, но подобных фокусов до сего дня не видал, да уж и вряд ли увижу.

– Неужто с тобой больше провернули хитростей, чем ты сам провернул?

– Как есть воистину, – отвечал тинкер, – не припомню вот, чтоб хоть раз схитрил с кем-либо. Не помню – и всё тут.

И сказал он это таким невинным тоном, что все сразу засмеялись. Долетели до Сайв смешки, а как долетели они, так сразу ей взбрело на ум, что это над ней потешаются, ибо только что слушала она, как Шенна рассказывает про сватовство. И пока она это слушала, переполняли ее стыд и злоба. А уж когда расслышала она, как прыскают со смеху все, кто собрался на дороге, то словно взбесилась. Вылетела прямо к ним, снова спустила на Шенну всех свиней и собак за то, что тот не предупредил вовремя, прежде чем денежки ее уплыли с этим самым Шиги. А после спустила собак и свиней на тинкера – за то, что тот над ней потешался.

– Ах ты, шут, горшок ты битый! – закричала она. – Ни у тебя, ни у кого из твоего роду-племени на семь поколений права нет надо мной насмехаться!

Потом она развернулась к хозяину жеребца, потому что тот громче всех смеялся, когда увидел, как обошлись с тинкером.

– Мало тебе, – сказала она, – что с тобой такое приключилось! Да случись еще в семь раз худшее, и того было бы недостаточно! А коли тебе суют шестьдесят фунтов за твоего оголодавшего, заморенного, драного жеребца, значит, нетрудно смекнуть, что лишь нечестный человек способен предлагать за него такие деньги, да, видать, жадность тебя обуяла, а против жадности у тебя лекарства нету! Трижды двадцать фунтов за облезлого лохматого жеребца, которого и кормили-то не больше, чем старую овцу! Чтоб тебя приподняло да стукнуло, подлый, мерзкий скупердяй! Кто бы еще говорил!

– Тише, Сайв! – сказал хозяин жеребца. – Не хлопочи так. Сегодня на ярмарке столько было умалишенных, что я почти уверен: в скором времени непременно сыщется полоумный, что возьмет тебя в жены без приданого.

Тут Сайв наскочила на него, и прежде чем он понял, что ему грозит, вцепилась обеими руками в его бороду и давай за нее дергать. Уж она дергала и туда, и сюда, раза три-четыре заставивши его замычать, точно теленка, которому подводят нож к горлу. Но хозяин жеребца не ударил Сайв, хотя терпение было у него на исходе. Он выставил обе руки, оттолкнул ее от себя и побежал прочь. А руки девушки не остались пустыми. Казалось, у всех, кто там был, вот-вот душа вылетит от хохота, когда они увидели, какую трепку получил хозяин жеребца и как клочья его бороды остались между пальцев у Сайв.

Тем временем все больше людей возвращалось из погони за мошенниками. Как только они являлись, каждый спрашивал, с чего такое веселье или что происходит. Скоро все забыли о собственных бедах, и все беседы свелись к разговору вокруг несчастья, что постигло Сайв и Диармада.

ШИЛА: И правда, Пегь, если бы не все, что случилось дальше, то, как и сказал сам Диармад, их бы убили или сожгли бы живьем прямо в доме.

КАТЬ: Если б не Шенна, плохо было бы их дело.

ШИЛА: Да как же так, Кать? Хоть Шенна и сказал закрыть за ним дверь, разве Сайв не сама ее открыла?

КАТЬ: Дело не в том, открыла или закрыла, а в том, как хитро Шенна повернул закавыку со сватовством и тремястами фунтов и заставил всех об этом говорить. Вот что спасло их от людского гнева.

ПЕГЬ: И пусть Сайв не поняла этого, она оказала Шенне очень большую помощь в этом деле. Пока они смотрели на нее и какое-то время слушали, что она говорит, то убеждались и говорили друг другу, что она уж верно сошла с ума. Явились две ее соседки и отвели Сайв домой. И тотчас поползли слухи, что она совершенно спятила и придется, пожалуй, ее связать. Это избавило девушку и ее отца от всякой опасности. Всяк поверил, что они не виновны в деле с мошенниками и не знали никаких злодейских секретов и замыслов – да и вообще никто не пострадал больше них.

Ночь была на исходе, а Кормак все не возвращался и от него не было никаких внятных вестей. Те, что лишились лошадей, начали тревожиться и устыдились. Они слышали слова, какие бросила Сайв хозяину жеребца, и в глубине души понимали, что она права. Не было среди них никого, кому ее замечания не подходили бы столь же полно, как и ему. Они осознали, что никому их толком не жаль и им самим не очень-то жаль друг друга. Собственное разумение подсказывало им, что, когда за лошадей их давали крупные деньги, выходило много больше, чем можно было выручить, – и они приняли эти деньги. Как только они уяснили правду, постепенно поняли про себя, что получили по заслугам, потому что понимали, что поддаются злой воле. Они разошлись по домам мрачные, скрепя сердце, недовольные собой и итогами прошедшего дня.

ШИЛА: Видать, много есть разных путей делать фальшивые деньги, кроме как дьявольскими чарами из кусочков шифера.

КАТЬ: Видать как есть. А еще, видать, редко случается, что человек достаточно честен, чтобы вернуться через неделю и принести настоящие деньги заместо фальшивых, как Михал Ремань.

ГОБНАТЬ: И кстати, по всему ясно, мало он получил благодарности. А он, как говорится, и имя сберег, и имущество.

КАТЬ: Какое такое имя он себе сберег, Гобнать? В честности или в колдовстве?

ГОБНАТЬ: К месту ты это сказала, Кать. Думаю, и в том, и в другом.

НОРА: Вряд ли, Пегь, была хоть какая-то надежда, что благородный человек вернется и раздаст настоящие деньги тем, кому он прежде дал фальшивые.

ПЕГЬ: Боюсь, Нора, случись так, те же люди сказали бы, что он спятил – настолько же, насколько Сайв, которую они посчитали безумной.

ГОБНАТЬ: Ой, Пегь, а ловко же Нора попыталась над нами пошутить. «Вряд ли была хоть какая-то надежда, что он вернется», – сказала она, будто хоть сколько-нибудь сомневалась в душе, что никакой надежды не было.