Пядар О'Лери - Шенна

– Вот чудеса! Да что же мне делать, если еще до моего прихода там, дома, у меня застряли трое! – воскликнул Шенна. – Наверняка, твоя милость, ты б мог их освободить. Пойдем со мною. Тысячу раз тебе добро пожаловать!

– Терпение, терпение, Шенна! – ответил Черный Человек. – Покамест там никто еще не застрял. Совсем недавно ты был груб и негостеприимен, а теперь говоришь мне «тысячу раз добро пожаловать». Ай, Шенна! Ты ведь приглашаешь меня ради собственной выгоды!

– Такие уж дела, твоя милость… – сказал Шенна и смерил его взглядом от рогов до копыт.

– О, понимаю. Тебе не по нраву ни фасон моих башмаков, ни украшение на моей голове. Не беспокойся, когда ты к ним привыкнешь, не найдешь в них никакого изъяна.

– Оно конечно, твоя милость, – заверил Шенна, – и поверь мне, я вовсе не о них думал. Но вот если тебя увидят соседи, они так перепугаются, что не случилось бы какой беды.

– Опять ты за свое! Не велел ли я тебе не бояться, что меня увидит хоть кто-то, кроме тебя?

– Ну, хорошо, – сказал Шенна, – тогда идем.

ШИЛА: Ох, батюшки, Пегь. Сдается, увидь я его, на том бы самом месте и отдала Богу душу.

КАТЬ: Да что толку такое говорить-то? Разве не сказал он, что никто не сумеет его увидеть, кроме самого Шенны?

ШИЛА: Ах, Кать, милушка, а почем тебе знать, что он сказал правду? Я бы ни слову такого разбойника не поверила.

КАТЬ: Разве он не отдал Шенне деньги, чин чином?

ГОБНАТЬ: А почем тебе знать, что это были деньги? Я вот слыхала, как кто-то рассказывал, будто старый Михал Ремань зашел в таверну на Мельничной улице и задолжал там хозяйке два шиллинга и два тестона [3] Тестон – старинное название четырехпенсовой монеты. Итого Михал Ремань был должен хозяйке таверны два шиллинга и восемь пенсов. и будто она взяла его шляпу в залог этих денег. А Михал вышел во двор, подобрал там четыре или пять кусочков шиферу, сотворил с ними какую-то чертовщину, а после отдал их хозяйке, и когда та на них посмотрела, так подумала, что это настоящие честные деньги, да шляпу-то ему и вернула. Поговаривали, будто Михал обучился у лорда Рыцаря [4] Фамилия колдуна Ремань – ирландизированное произношение нормандской фамилии Редмонт, что указывает на его происхождение из «старых» англичан – потомков нормандских баронов и их родственников, ассимилировавшихся в Ирландии со Средних веков и до прихода «новых» англичан (колонистов и помещиков из Англии). Иноземцы по происхождению в ирландских суевериях могли быть связаны с нечистой силой. Колдун-алхимик представлялся простым ирландцам человеком с деньгами и связями, которые у «старых англичан», несомненно, были. Поэтому Ремань учится колдовству у владетеля местных земель – лорда Рыцаря, а золото делает из шифера, который считался пусть и доступным, но дорогим материалом для кровли. масонству и может обратить тебя в козла, но если в то время, покуда ты козел, ветер переменится, обратно он тебя расколдовать уж больше не сможет.

ШЕМАС О БУАХАЛЛА: Бог помощь всем вам!

ПЕГЬ: Помогай тебе Бог и дева Мария, Шемас. Ты небось за сестрой своей пожаловал, верно?

ШЕМАС: Ей велено сейчас же идти домой. Приехала Нель.

КАТЬ: Чтоб тебя, Шемас! Когда это еще она приехала?

ШЕМАС: Да вот только что.

КАТЬ: Пошли Бог доброй ночи тебе, Пегь, и всем вам.

ПЕГЬ: Счастливо тебе добраться, Кать.

КАТЬ: Уж ты сегодня больше не рассказывай, ладно, Пегь?

ПЕГЬ: Хорошо, Кать, не буду.

ПЕГЬ: Добро пожаловать, Кать!

КАТЬ: Долгих тебе лет, Пегь! Уж наверно я сегодня первая.

ПЕГЬ: Так и есть. Ты сегодня первей их всех, кроме разве малютки Шилы.

КАТЬ: Да как же мне быть первее Шилы, коли она и так все время с тобой.

ШИЛА: Она теперь все время раньше всех – с тех пор, как у ее сестры родился сынок.

ПЕГЬ: Помолчи, негодница. Как там Нель, Кать?

КАТЬ: У нее все очень хорошо. И с ребенком все тоже хорошо. И вот уж тебе честное слово, Пегь, это самый милый, славный, красивенький ребеночек из всех, кого ты только видела своими глазами. А я его мать.

ПЕГЬ: Ты?! Я-то думала, Нель его мать.

КАТЬ: Ой, что за вздор я несу! Ну конечно, она его мать. Но я его крестила.

ПЕГЬ: Ой-ой, Кать, милушка, какая же нужда так поступать, если он не при смерти? Разве там не было священника?

КАТЬ: Ах, Боже сохрани! Да что же я такое говорю-то! Конечно, это священник его крестил, ничего особенного. Зато я стояла рядом на крещении. Я сама и Шемас. И с чего это тебе взбрело в голову, что он при смерти, Пегь? Нету на нем никаких примет смерти, Господь его благослови! Так что не бойся.

ПЕГЬ: Так ты сперва сказала, что ты его мать, а следом – что ты его крестила, а ведь катехизис говорит, что никто, кроме священника, не может его крестить, если только он не при смерти, а священника рядом нет.

ШИЛА: Думаю, с Кать сейчас такое творится, что ее левая рука не знает, чем займется правая.

КАТЬ: Скажу тебе, Шила, ты права. У меня и вправду одна рука не знает, чем займется другая, да я и сама не знаю, чем они занимаются. Если б ты только его увидела, Шила, ты бы в нем души не чаяла! А уж как я его люблю – вот, кажется, так бы его и съела!

ГОБНАТЬ: Ох, Кать, что ж это ты такое говоришь-то? Не хотела бы я, чтобы ты во мне так души не чаяла, раз такое можешь со мной сотворить!

ПЕГЬ: Добро пожаловать, Гобнать! Не видала, Нора не подошла?

ГОБНАТЬ: Да вот же она, как раз заходит в дверь. Она уж меня просила, чтоб я ее дождалась, да только я боялась упустить даже самую малость из сказки про Шенну.

НОРА ( входит ): Теперь видишь, Гобнать, стоило тебе меня подождать.

ПЕГЬ: Добро пожаловать, Нора! Не бойся, ты ненамного от нее отстала. Ну, девочки, подвигайтесь ближе к огню, а то вечер зябковат. Вот так! Теперь-то, думаю, нам будет уютно.

ГОБНАТЬ: Гляди, как славно Шила примостилась возле Кать и не боится, что ее будут шпынять!

ШИЛА: Послушай, Кать, как его зовут?

КАТЬ: Эманн.

ШИЛА: И отец его Эманн, стало быть, малыш-то у нас – Эманн-младший. Эманн О Флинн-младший. Замечательное имя, Кать, поздравляю!

НОРА: И Шенну я тоже поздравляю, Пегь. Ведь он получил кошель и может им пользоваться сколько душе угодно. Но как же он расстался с тем бродягой? А может, он с ним вовсе и не расстался?

ШИЛА: Боюсь я, не по-хорошему он с ним расстался.

ПЕГЬ: Не расстался он с ним, покуда оба не дошли до дома Шенны. А едва они двинулись к деревне, Шенна снова заметил того же ребенка – с буханкой хлеба под мышкой. И выглядел тот так же, как в первый раз, когда сапожник его встретил. Посмотрел на Шенну с благодарностью, а потом пропал из виду.

Вскоре после увидал Шенна босоногую женщину – та глянула на него признательно и разжала правый кулак так, чтобы заметил он шиллинг посередке ладони, а после исчезла из виду, в точности так же, как и дитя.