Борис Конофальский - Раубриттер

Кавалер был доволен шатром, он даже престал злиться на свою женщину, как ему поставили шатер. Он отошел на десяток шагов к дороге. Да, шатер с дороги должно быть отлично видно.

— Сыч, Максимилиан, поставьте пред шатром мой штандарт, тот, что подарил мне архиепископ. И не дай вам Бог, если его ветром повалит, пусть даже ураган будет, — сказал он и добавил: — А потом помогите мне надеть доспех.

В землю вкопали крепкий кол и уже к нему накрепко привязали его штандарт. Легкий летний ветерок едва мог колебать тяжелое бело-голубое полотнище с черным вороном.

А под стягом, стараясь попасть в тенек, Брунхильда поставила легкое раскладное кресло, что привезла с собой, а солдаты Брюнхвальда тут же сколотили ей стол из досок, за которые Волкову пришлось платить в три дорога пронырливому купчишке, который сновал между шатрами приехавших господ и делал неплохие деньги на всякой такой ерунде.

Служанка Мария, без которой госпожа уже не могла обходиться, тут же покрыла этот стол простой материей и поставила на него кувшин с вином. Злая Брунхильда села за стол и сидела там, попивая вино. Пила и ждала возможности еще нагрубить кавалеру.

Сам же Волков зашел в шатер. За ним Сыч и Максимилиан внесли дорогой красивый ящик с дорогими и красивыми доспехами.

Достали их и стали облачать кавалера.

Брунхильда пила вино и была в дурном расположении духа. Так и дальше было бы, не остановись у дороги четыре всадника. То были молодые господа, по коням и одежде сразу было видно, что это люди из хороших семей, все они были юны, старшему едва ли было восемнадцать.

Именно он спешился и, подойдя к красавице, низко поклонился и спросил с максимальной учтивостью:

— Дозволено ли будет мне и моим друзьям поприветствовать столь прекрасную госпожу?

Она посмотрела на красивого юношу поверх стакана и сказала не без высокомерия, присущего красивым женщинам:

— Дозволяю, приветствуйте.

— А не будет ваш муж, или батюшка, или брат против, если я и мои друзья поговорят с вами? — все так же вежливо говорил молодой человек, снова кланяясь.

— Батюшки у меня нет, — сказала красавица и после прибавила голоса, чтобы и в шатре ее было слышно. — Мужа у меня тоже нет, а если братцу моему что не по нраву будет, так ничего — потерпит. Говорите, добрый господин, что вы хотели?

Все остальные господа тоже спешились, один остался при конях, а двое других присоединились к разговору.

Сначала они все представились, но Брунхильда запомнила лишь имя первого заговорившего с ней — фон Литтен.

— Госпожа, не соблаговолите назвать ваше имя, — начал он вести разговор на правах старшего изо всех.

— Имя мое Фолькоф. Девица Брунхильда Фолькоф, а братец мой Иероним Фолькоф — владетель Эшбахта.

— Ах, вот как! — юные господа переглянулись.

И один из них продолжил:

— А почему же тогда вы поставили шатер с фамильными гербами Ливенбахов?

— Да, — поддержал его другой, — все интересуются, где же вы взяли этот шатер?

— Почем мне знать, — Брунхильда пожала плечами. — У моего братца много всяких вещей, что были когда-то не его.

— Он их покупает? — осторожно поинтересовался самый юный из господ.

— Вот уж нет, — засмеялась красавица, чем очень обрадовала юных господ, им по нраву пришелся ее смех. — Не большой он любитель покупать, он все больше отнимает.

— Так шатер он тоже отнял? — с сомнением спросил фон Литтен.

— Уж точно не купил, — продолжала смеяться Брунхильда. — Убить кого-нибудь да отнять — это он мастер…

Она не успела договорить, полог шатра отлетел в сторону и из него вышел Волков, а за ним Сыч и Максимилиан. Кавалер был облачен в тот прекрасный доспех, что подарил ему архиепископ. Только шлема он не надевал.

— Господа, я фон Эшбахт, чем могу помочь? — начал он без особой любезности.

Юные господа все представились ему. Они раскланялись, и фон Литтен произнес:

— Господин Эшбахт, ваш шатер взывает много вопросов у окружающих. Вот мы и решили узнать о нем. И госпожа Брунхильда милостиво соизволила нам рассказать про него.

Волков был весьма недоволен всем этим, он взглянул быстро на красавицу и спросил у юноши:

— Госпожа Брунхильда по женскому слабоумию села на солнце вино пить. Много ли умного она могла вам сказать?

— Мы просто хотели узнать, не из Ливенбахов ли вы? Странно было бы видеть многолетних врагов нашего герцога в нашем графстве.

— Нет, я Фолькоф, а шатер я взял в бою.

— В бою? Неужели кто-то из Ливенбахов сбежал, бросив свой шатер? — удивился один из молодых людей. — Ливенбахи бахвалятся своей храбростью.

— Никуда он не сбежал, — холодно произнес кавалер, — я убил его.

— Убили? — вот тут молодые господа уже точно ему не верили.

Они приглядывались и, кажется, улыбались теми улыбками, которыми вежливые люди маскирую свое недоверие.

— И как же вы его убили? В поединке? Копьем?

— Его убил мой стрелок, пуля попала Ливенбаху в открытое забрало, стрелок, кстати, здесь со мной. А через пару дней я разгромил отряд Ливенбаха, часть людей убил, часть взял в плен. И сам видел труп Ливенбаха. Я взял еще его знамена и его обоз.

— А где это случилось?

— В Ференбурге, еще во время чумы, когда весь город был завален мертвецами, а Ливенбах грабил его.

Он говорил так твердо и убедительно, что у юношей, кажется, не осталось сомнений.

А вот прекрасная девица Фолькоф так и сидела со стаканом в руке и закатывала глаза, удивляясь и восхищаясь тем, как кавалер мастерски хвастается. Она то и дело фыркала или хмыкала так по-женски ненавязчиво, привлекая к себе внимание юных господ.

— Здесь помимо стрелка где-то ходит и ротмистр Брюнхвальд, — продолжал Волков, — он там тоже был в то время.

— А доспех вам не от Ливенбаха достался? — поинтересовался один из юношей.

— Нет, — отвечал кавалер, — это награда от архиепископа Ланна за деяния во славу Матери нашей, Святой Церкви.

— И меч тоже от архиепископа?

— Этот мечом меня наградил старый герцог де Приньи после сражения у озера Боло.

Больше вопросов у юных господ не нашлось, и тогда фон Литтен сказал:

— А не соблаговолите ли вы быть с госпожой Брунхильдой к нашему шатру на ужин?

— Не соблаговолят они, — бесцеремонно влезла в разговор мужчин красавица, — они приглашены на ужин и бал во дворец графа.

— Как прекрасно, — воскликнул один из юношей, — мы и забыли про бал, значит, прекрасная Брунхильда будет на балу?

— А танцы вы уже расписали? — робко спросил самый юный из господ, который до сих пор все больше молчал.

— Расписали? Это как? — не поняла девушка.

— Кто те счастливцы, что будут танцевать с вами? Есть ли господа, которым вы отдали свои танцы? Кто танцует с вами первый? — робко продолжал юноша.