Елена Гуйда - Кель. Год Стального Ястреба [СИ]

— Потому что я так хочу.

А дальше… все было, как во сне.

Ее руки, стягивающие с меня куртку и рубашку. Пальцы, пробегающие по телу. Губы, лишающие воздуха и зажигающие огонь во всем теле… тихий стон и громкий вскрик…

Все это казалось нереальным. И в то же время самым настоящим…

Я больше ничего не спрашивал у нее. Ни в тот день. Ни через неделю. Ни через месяц. Такие ночи стали нашей традицией. Обычаем и таинством, разделенным на двоих. И я ждал их. Ждал всю неделю, ворочаясь на жесткой койке в казарме, не в силах бороться с желанием, которое накатывало, стоило только подумать о податливом теле Сати.

Сейчас же мне ее не хватало. И не только как женщины, а и как друга.

И пусть за эти годы у меня появились и другие друзья, тот же Вел, или улыбчивый Сатэм, хмурый и вечно серьезный Корх, или уверенный в себе Дарм. Но ее мне не хватало особенно. Может потому, что она была единственным человеком, который прикасался к моему прошлому. Напоминание о том, кем я был. А может, была другая причина, но оформить в слова я ее не мог.

— Сколько ты будешь киснуть? Смотреть тошно, — бурчал Сатэм.

Сначала я разозлился на него и уже собирался дать в зубы. Но, заметив искреннюю тревогу в его темных глазах, остыл. Только сказал в ответ устало:

— Сколько нужно — столько и буду.

— Любишь ее?

Я задумался. Любил ли я Сати? Наверное, любил. Потому что, как тогда объяснить, то чувство спокойствия и уюта рядом с ней. Желание всегда защищать ее и тревога, что не давала спать по ночам. И обжигающую страсть, вспыхивающую, как сухой тростник, стоило только взглянуть, как она откидывает волосы за спину, или закусывает губу…

— Если думаешь, значит — не любишь, — сделал свои выводы Сатэм.

— Если молчу, значит — не твое дело, — в тон ему сказал я. — Лучше займись делом. Завтра у нас полевая практика. Местность лестная. И это все, что мне известно.

— По обстоятельствам будем действовать, — сказал Дарм, закусывая травинку.

— В прошлый раз уже действовали, — констатировал Корх, переворачивая страницу «Хроник последней Денмаркийско-Алларийской войны».

— И все прошло как по маслу, — улыбнулся Дарм.

— Иди ты со своим маслом, — буркнул Сатэм. — Я неделю болотную грязь отстирать не мог.

— Заведи себе девушку, пусть она тебе и стирает.

Сатэм покраснел. То что он никогда любимцем женщин не был, знали абсолютно все. И дело даже не в том, что он был не красив. Как по мне, самый обычный. А в том, что привычно шутливый и веселый, при женщинах он становился красным, как варенный краб, и начинал заикаться, или же просто молчал.

— Заткнись, Дарм, — сказал я, растягиваясь на траве.

— А что я такого сказал? — притворно удивился он. — Очень, между прочим, удобно…

— Заткнись.

— Скучные вы.

Но уже никто не обратил внимания на его фразу.

— Кель, а ты знал, что в последней войне на стороне денмаркийцев колдовка таххарийская воевала? — спросил Корх.

— Что за бред? — рассмеялся Дарм. — Какая из колдовки воительница?

— Бред не бред, а в Хрониках записано… — он поводил пальцем по странице, отыскивая место с которого стоило начать зачитывать. — Вот! Слушай. «В третий год Белого Дракона. Когда войско княжича Сельфа Деларгона остановилось возле небольшого приграничного города Дубны, к нему пришла колдовка. Она назвалась Кристианной. И по ее слову, что пророчили ему великие победы и славу, княжич развернул войско не на север, а на юг»… дальше идет описание сокрушительных побед княжича и все такое. Читать?

— Сам прочту, — сказал Дарм. — Не верится мне что-то.

— Просто так в денмаркийских хрониках о колдовке не писали бы. Там, этих с даром, недолюбливают.

— Спала она с ним, вот и написали, — сказал Дарм. — И с чего это ты вообще взялся их читать?

— Лейтенант Дархо сказал, что завтра нам пришлют на практику колдовок.

— С чего бы это? — спросил я, стараясь скрыть от друзей волнение.

— Вот из-за этого! — ответил Корх. — Мол, очень действенно это, когда есть в отряде не только колдун, а и колдовка.

— Колдовки беспомощны, в битве только мешаться будут, — почему-то сказал я.

— Зато дар их весьма полезен.

— У каждой свой. И не каждый полезен.

Парни посмотрели на меня, ожидая, что сейчас начну рассказывать о колдунах и колдовках, но говорить еще что-то я не собирался. И ответом мне был разочарованный вздох и укоризненные взгляды. Потому я спросил:

— Кстати, а что с ней стало? С колдовкой этой?

— Ничего толком не написано. Только то, что с князем разругалась и ушла, прихватив с собой колдуна, что в войске до нее еще был.

— Вот я же говорю. Спала с княжичем. А потом и с колдуном. Княжич их застукал и прогнал обоих, — нашел подтверждение своим выводам Дарм.

— Тебе романы для девиц писать, — пошутил Сатэм.

— А что…

Поляна взорвалась хохотом. Мы смеялись до слез, особенно когда он скорчил обиженную рожу и фыркнул:

— Да пошли вы…

В ту ночь я снова не спал. Меня разрывали противоречивые чувства. С одной стороны мне хотелось снова увидеть тех, кто окружал меня с детства. Возможно, даже я их узнаю. С другой, я совершенно не знал, как себя вести.

К тому же мучил меня вопрос, от той ли колдовки получил я в подарок оберег? Или то, что имя одно с прославленной в Денмарке таххарийкой, еще ни о чем не говорит? Жуть как знать хотелось наверняка. А с другой стороны, разве такое быть может? Да и вообще, не известно, жива ли вообще та Кристианна, что в войне на стороне Сельфа выступила.

Не удивительно, что на утро я чувствовал себя так, словно снова провел неделю в Тихих болотах. Помятый и уставший. А еще сверх меры раздраженный.

— Тебя будто целую ночь по лесам гоняли, — констатировал Корх.

— Исчезни, — рявкнул я, не в силах сдержать раздражение.

— Да ладно тебе, — совершено не впечатлился он, вытягиваясь в струнку при появлении лейтенанта Дарха. — Это же не конец света.

— Если не заткнешься, я лично тебе этот самый конец света устрою.

Умом я понимал, что Корх совершенно ни в чем не виноват и даже пытается меня поддержать, но поделать с собой ничего не мог. Я боялся этой встречи с колдовками. Понимал, что никуда не денешься, и от этого становилось только хуже.

«Остыну — извинюсь» — подумал я тогда. И совершенно забыл об этом, едва в ворота вошли колдовки.

Я всегда знал, что судьба и боги ко мне жестоки. Но не думал, что настолько.

Их было семь. Девушки разного возраста, судя по тому, как выглядели. И среди них я сразу заметил Талли. Хотя я уже не имел права так ее называть.

Колдовка Таллианна. За эти годы она совершенно не изменилась. Такая же совершенная золотистая кожа, глаза цвета огня, рыжие длинные волосы, и алые губы, изогнувшиеся в подобии усмешки. Даже одежда была в оранжевых и красных тонах. И все так же высокомерна. Хотя нет, что-то в ней все же едва уловимо изменилось. Повзрослела? Конечно, повзрослела. Представить сложно, через что прошла моя семья, имея такое несмываемое пятно на репутации, как сын, рожденный без дара. И удар принять пришлось именно старшей дочери. Моей сестре. Хотя о чем это я? Я больше не был ее братом, как и она — мне сестрой. И она думала так же. Прошла мимо, даже не взглянув на меня. С таким лицом, словно само присутствие ее здесь оскорбление для всего рода.