Брайан Олдисс - Гелликония

– Вижу, ты не узнаешь меня, и немудрено - меня теперь трудно узнать, хотя в прежние дни мы были ближе, чем язык с зубами. Помню, тогда твои глаза были острее…

Абази охнула, назвала имя принца и обняла его, всем своим видом показывая, что рада встрече.

Позже она рассказала, что исправно посылает деньги матери, которой очень благодарна за то, что та научила ее премудростям обращения с мужчинами. В самой Абази быстро зародился вкус к богатым и знатным любовникам; недавно, ужасно смущаясь, ее соблазнил анатом, но в будущем она надеялась найти более могущественных и влиятельных покровителей.

Не переставая щебетать, Абази невинно скинула чарфрул, явив взору принца свое белое упругое тело. Тот с азартом обшарил это дивное тело пристальным взглядом и остановил его на «паучьей ловушке». Потом с восторгом вошел в нее. Через некоторое время - они уже просто лежали рядом и целовались - Абази смеялась над ним. Он одновременно любил и ненавидел ее.

Разум гнал его в Олдорандо, но он дал поблажку чувствам и остался с девушкой еще на день. Весь этот день он ощущал, как любовь и ненависть к ней продолжают переполнять его.

Наступил его второй вечер с Абази. «История не повернет вспять, если я останусь здесь еще на одну ночь», - сказал себе Роба. И снова Абази распустила свои чудесные волосы, скинула одежду и забралась к нему в постель.

Он сжал в объятиях ее прекрасное тело. Они занялись любовью. Абази была выше всех похвал. Верх блаженства. Абази принялась играть с ним, вовлекая в невиданные им доселе любовные утехи, когда в дверь громко и решительно постучали. В страхе оба замерли.

Стук в дверь повторился. Потом стучащему, как видно, надоело ждать на пороге - дверь с оглушительным треском распахнулась и в комнату ворвался упитанный молодой человек в платье явно димариамского фасона. Это был Див Мунтрас, решительно настроенный завоевать сердце Абази и в своем решении по-бычьи непреклонный.

– Абази! - со смесью восторга и ужаса воскликнул он. Девушка не произнесла ни звука.

Завершив свое одиночное плавание в гавани Оттассола, Див принялся изыскивать следы Абази с усердием, достойным всяческого уважения. За время поисков он продал все ценности, оставив себе только волшебные часы, украденные у Билли, - их он теперь считал своим талисманом и прятал в поясном кошеле. И вот когда его мучительные поиски наконец увенчались успехом, волшебная девушка, некогда лениво возлежавшая на палубе «Лордриардрийской девы» рядом с его хмельным отцом, оказывается, проводит время в объятиях другого мужчины.

В лице Дива радость сменилась яростью. Вскинув кулаки, он бросился на обидчика.

Вскочив на ноги и стоя на кровати, Робайдай прижался спиной к стене. Его лицо тоже было залито краской гнева - его прервали в самый ответственный момент, да еще так бесцеремонно! Никто не смеет кричать на сына короля - тем более в такой миг! Кровь ударила ему в голову, и мгновенно он принял решение убить незнакомца. В его одежде скрывался небольшой, но грозный обоюдоострый кинжал, выточенный из рога фагора. Метнувшись к штанам, он выхватил клинок.

Оружие в руках противника распалило Дива еще пуще. Этот парень, деревенский увалень, защищающийся ножом, скорее всего трус, и избавиться от него не составит труда.

Абази испуганно вскрикнула, но дерущиеся не обратили на нее никакого внимания. Прижав руки ко рту, она застыла, широко раскрыв от ужаса свои прекрасные глаза. Испуг на лице Абази подстегнул Дива. Отлично, изменница будет следующей, до кого он доберется.

Он ринулся в атаку и одним прыжком очутился на кровати. Острейший рог анципитала вонзился ему чуть ниже ребер, по рукоятку уйдя в тело. Острие добралось до ребра на противоположной стороне и со скрипом соскользнуло. Разогнавшийся Див сам нанизался на клинок, рассекший и селезенку и желудок, прежде чем лезвие в руках принца отломилось от черенка.

Долгий мучительный стон вырвался из горла Дива. Он с разгона рухнул на стену и съехал по ней, оставляя на обоях кровавую полосу.

Вне себя от злости, Роба забыл о рыдающей Абази. Выскочив на улицу, он заплатил каким-то двум оборванцам-матросам и с их помощью избавился от тела, выбросив его в Такиссу.

После этого, едва распрощавшись с Абази, он бросился из города с такой поспешностью, словно за ним гнались бешеные псы. О том, чтобы провести в припортовом домике еще хотя бы час, уже не было и речи. К тому же у него было неотложное дело, которым он по легкомыслию пренебрег, - дело это ждало его в Олдорандо. Широко шагая по дороге, он то заливался слезами, то бормотал себе под нос проклятия.

Уносимое течением, то цепляясь за низко склоненные ветви кустов, то медленно кружась в водоворотах, тело Дива Мунтраса устремилось к устью Такиссы мимо кораблей, стоящих у больших и малых пристаней. Никто не заметил плывущего мертвеца - все поголовно, даже рабы, были заняты тем, что с увлечением собирали на морском берегу ассатасси. Когда едва видневшееся на поверхности воды тело наконец достигло моря, его обнаружили рыбы, полакомившиеся плотью его щек, губ и пальцев. Оказавшись в море, тело непутевого сына ледяного капитана вместе с устремляющимся на запад течением поплыло вдоль берега к Гравабагалинену.

Вечером того же дня огромное количество простого люда вышло на морской берег и выступающие в море мысы. Никто не звал народ к морю и не устраивал это шествие специально - оно возникло стихийно, из общего порыва, из благодарности, которую люди испытывали к морю. То же творилось и в других приморских странах, в Рандонане, Трибриате, Искханди, Димариаме, Зроссе - везде и всюду.

Великое празднество в честь ассатасси завершилось. Настала пора сделать перерыв в гулянии и обратиться со словами благодарности к небесам и духам, обитающим в водах.

Пока женщины плясали на прибрежном песке и пели, мужчины заходили по колено в море и опускали на воду маленькие лодки. Эти лодочки представляли собой мясистые листья деревьев. В каждой стояла маленькая свеча, источающая сладкий аромат.

Так с наступлением сумерек по всему побережью в плавание устремились целые флотилии крохотных лодок. Многие лодки-листья горели достаточно долго, чтобы успеть отплыть от берега и обратиться в простые тихие огоньки, навевающие мысли о душах предков, чьи останки, похожие на эти огни, покоились в глубинах земли, во мраке, значительно более непроницаемом, чем любая самая темная ночь. И прежде чем свечи догорели и погасли, несколько корабликов унесло в море очень далеко.

Всякий подплывающий к Гравабагалинену еще издали видел деревянный дворец королевы королев МирдемИнггалы, ее последнее прибежище. Дворец стоял в полном одиночестве, заброшенный, словно забытая ребенком на прибрежном песке игрушка.