Андрей Вольмарко - После дождя (СИ)

— Именно он.

Откинув голову, ростовщик издал звук, который можно было принять за кашель. За всю свою карьеру юстициар видел много реакций на чью- либо смерть. Слёзы, изумление, страх, равнодушие…

Но хохота он ещё не видел.

— По- твоему, это смешно? — проскрипел он.

— Это ужасно смешно! — сквозь хохот выдал Алан, вытирая проступившие слёзы с сухой старческой кожи. — Херольд! Херольд!

В глубине лавки раздался шум, и Баэльт холодно поднял взгляд на дверь. А через миг дверь с грохотом распахнулась, и выскочил здоровенный, бородатый мужик с кинжалом в руке. Завидя Баэльта и смеющегося Алана, он растерянно замер.

— Представь себе — эта бородатая сука преставилась! — продолжил хохотать Алан, и здоровяк растерянно захлопал глазами.

— Кто? — непонимающе протянул Херольд, и Баэльт с любезностью змеи объяснил:

— Рибур, цехмейстер кузнечного цеха.

Херольд пару раз глупо моргнул, а потом пожал плечами. Спрятав кинжал, он вернулся в заднюю часть лавки, захлопнув дверь.

Наконец, Алан прекратил смеяться. Он лишь слегка похихикивал, периодически икая. Когда он начал растирать старые руки, слегка трясясь от хихиканья, Баэльт отстранённо подумал, что старый Алан стал живым воплощением жадности и скупости.

— И зачем тебе этот громила? Я стоял тут с мечом и не самым дружелюбным видом, а он просто смотрел на меня, раззявив пасть.

— Если бы я щёлкнул пальцами, он в два счёта выпустил бы тебе кишки, — пропыхтел Алан, стараясь вернуть лицу спокойное выражение. — Надо же! Я не знал, что ты можешь приносить хорошие новости!

— По- твоему, его смерть — хорошие новости? — тихо спросил Баэльт, чувствуя, как переполняется презрением. — Я думал, ты довольно долго прожил в этом городе, чтобы понять, что это не так.

Он медленно надвинулся на ростовщика.

— Или тебе надо стать ближе к смерти? — прорычал юстициар, склоняясь над стариком и обдавая того новой порцией дыма. — Как думаешь, что произойдёт быстрее — я выпущу тебе кишки или же ты позовёшь своего детину? — рык перешёл в низкий и угрожающий. Старик перед ним сжался в кресле, резко сморщиваясь и становясь ещё старее. — Ну, что быстрее — меч или крик?! — он выдвинул меч из ножен.

— Теперь его цех точно выплатит его задолженность! — выпалил Алан, прикрываясь руками. — Он вечно занимал на имя цеха, а тратил сам! Теперь долги перейдут на цех, а их- то я смогу припереть к стенке. Я, конечно, не рад смерти его как личности… Но вот смерти его как долгового субъекта я очень рад!

Баэльт покачал головой, отступая на шаг.

— И ты не знал об этом, разумеется? До того, как я принёс тебе эти чудесные новости?

— Слушок прошёл, но не более!

— Тогда потрудись, чтобы от тебя этот слушок не разошёлся.

— Не разойдётся! — с подобострастием кивнул Алан.

Он не виноват. Абсолютно не виноват. Он жадная сволочь, которая наслаждается течением золота из его лавки и обратно. Но он не виноват.

В который раз последняя сволочь выходит из- под подозрений без единого движения или попытки оправдаться.

Только в Веспреме сволочность, лицемерие и жажда наживы могли быть залогом невиновности.

Но ему нужно было удостовериться. Просто удостовериться, что этот сжавшийся перед ним старик не может ничего, кроме как запугивать Рином своих клиентов.

— Ты слышал что- либо о бывших солдатах из Келмора? — резко бросил Баэльт, и, когда Алан растерянно открыл рот, ударил рукой по стойке. — Живо!

— В первый раз слышу, в первый раз! — взвыл Алан. — Когда ты стал таким, Мрачноглаз?! Пугаешь не самого лучшего, но всё же старого и слабого человека!

Действительно, задумался Баэльт, когда. С Гусом он говорил далеко не так. Неужели он так повёл себя со стариком лишь из- за какого- то непонятного и ему самому чутья?

А что, если жадный до денег ростовщик, самый очевидный вариант, и был убийцей?

Однако Баэльт прекрасно знал, что это не так. При всей низости своей природы, Алан Деннетро не обидел бы ни одно живое существо. Хотя мог отвалить приличную сумму Рину за то, чтобы тот попугал его должников. Попугал — но не более.

И вряд ли ради шестисот монет он станет менять принципы. Лицо Алана, побледневшее, медленно возвращало цвет.

Они молчали, глядя друг на друга. В лавке были слышны лишь тихий треск лучины, приглушённые голоса Херольда и его клиента из- за двери и шум улицы, что глухо пробивался в лавку.

— Я верю, что ты не виноват, — вздохнул Баэльт, сгоняя с себя маску угрозы.

— Я рад этому, Баэльт, честное слово, рад, — выдохнул Алан, медленно проводя пятнистой рукой по своему старому лицу и размазывая чернила по скуле. — Не хотел бы я быть тем, кого ты всерьёз подозреваешь, видят боги. Кто тебе платит в этот раз?

— Кое- кто, — буркнул Баэльт, размышляя.

— Кое- кто? Ладно, демоны с ним, с этим кое- кем, не моё дело… Чего молчишь- то? — осторожно спросил старик, протягивая руку к бумагам и перу.

Баэльт бросил быстрый взгляд на его седые волосы. На глубокие морщины. На выцветшие глаза, которые явно повидали многое.

Пожалуй, если у кого спрашивать, то у него.

— Скажи мне, пожалуйста, — он едва не поперхнулся от осознания того, что говорит. — У тебя когда- нибудь было чувство, что всё, что ты делаешь, бессмысленно, глупо и неправильно? Что ты потерялся? Что ты идёшь не туда? Что у тебя были тысячи шансов, а ты все их упустил из- за своей глупости и упёртости?

Алан поднял на него живые глаза и медленно покачал головой.

— Это называется жизнью, Мрачноглаз. Кто- кто, а ты должен понимать её правила. Хорошего тут будет гораздо меньше, чем плохого. Ты читал Траллера?

Баэльт наморщил лоб. Имя тронуло край его разума узнаванием.

— Траллер? Погоди… Драматург. Из Нирноса. Читал пару раз.

— Тогда ты должен помнить его великую фразу, — старик виновато улыбнулся и откашлялся. — «Человек, фэйне, аргринг, нидринг — любой, кто рождён разумным, обречён на страдания. И страдания есть привычный удел всего мыслящего. Богатый, бедный, здоровый, больной, слабый, могущественный — никто не избежит их гибельных прикосновений». А страдания, как и следующее за ними безразличие — прямой путь туда, где ты сейчас.

Пару мгновений Баэльт оторопело стоял и глядел в пол.

А затем благодарно кивнул и, развернувшись, зашагал в сторону выхода.

Опять под дождь, опять скользить то между людьми, то по переулкам…

Он приоткрыл дверь и слегка замер, когда звуки живущего города наполнили его уши.

— Алан, — бросил он через плечо.

— Что? — настороженно поинтересовался ростовщик.

— Спасибо, — тихо попросил Баэльт, выходя.

Таверну «Счастливый удар» никогда не была приятным местом. Дешёвая дрянная еда, дешёвая дырявая крыша над головой. Под стать посетителям — дешёвым, пропащим людям.