Андрей Вольмарко - После дождя (СИ)

Юстициар пошарил пальцем по последней странице, затем остановился ровно там, где нужно было. На мгновение все вокруг Морира замерло, а затем Леонард хмыкнул.

— Так вот оно что, — сказал он, громко захлопнув книгу. — Передайте это Мрачноглазу. Немедленно. А ты, Морир… Судя по виду, ты хочешь мне что- то предложить. Я сразу скажу «нет», но ты, забавы ради, попробуй.

— Четыре тысячи! — жалобно взвопил Алан, загораживая собой проход.

— Даю тебе последний шанс, засранец, уйти с пути, пока я тебе руки не переломал! — прорычал Ирвин.

День у Робартона не задался еще с утра. И теперь какой- то мелкий, назойливый урод в лице Алана прямо сейчас пытается испоганить его окончательно!

— Считаю до одного, — угрожающе пророкотал Робартон, делая шаг перёд.

— Пять тысяч! — снова закричал ростовщик, махая руками перед собой. — Пять тысяч, и вы оставляете мою контору в покое! Пять двести, последнее предложение! Вы обдираете меня!

— Раз, — улыбнулся Робартон, щёлкнув пальцами.

Один из стражников вынырнул из- за плеча рыжебородого юстициара, хватая Алана за шкирку.

— Херольд! — прознительно завопил ростовщик за мгновение до того, как его уткнули лицом в пол.

— Херольд? — хохотнул Робартон, разводя руками. — Кому ж не повезло с таким имечком?

Дверь, ведущая вглубь здания, с грохотом распахнулась, и на пороге возник здоровенный детина с устрашающего вида тесаком.

— А, вот кому, — кивнул Робартон, обнажая меч.

Увидев лежащего Алана и целый отряд стражи, Херольд оскалился и зарычал.

«Наверняка слабоумный»- заключил про себя Робартон, отходя в сторону и позволяя двум стражникам пройти мимо него.

— Назад, суки! — Херольд замахнулся тесаком, его взгляд панически бегал от одного приближающегося стражника к другому.

Один из стражников ловко перехватил руку с занесённым тесаком, а другой двинул ему по носу. Удар опрокинул здоровяка на пол, заставив выронить тесак и захныкать, держась за нос.

— Переройте здесь все, — беспечно сказал Робартон, откидывая ударом ноги тесак подальше от детины. — Эх, Херольд, херовый из тебя герой!

Херольд в ответ лишь застонал.

Робартон закурил, глядя, как отряд стражи стремительно погружает здание в обитель хаоса. Бумаги летали по воздуху, всюду были голоса и стук.

Хорошо работают, да. Он так никогда не работал. Ну, конечно, кроме первых пяти лет в юстициарах. О, тогда он вкалывал.

От воспоминаний о себе тогдашнем Робартон испытал ряд противоречивых чувств — желание рассмеяться, тошноту и острую грусть.

Тогда у него была жена и сын, да. Тогда было, ради кого работать. А теперь? Этот город — кусок дерьма, и никто в нём не стоит и мига из жизни Робартона. Тем более мига работы!

Ну, разве что Мэли. Юстициар улыбнулся против воли. Кажется, он влюбился. Забавно. Он, Ирвин Робартон, влюбился. И это всего лишь после одной ночи. Он ухмыльнулся, вспоминая нежные прикосновения губ Мэли, прикрыл глаза…

— Ничерта ты здесь не найдешь, ублюдок! — прошипел Алан, стараясь развязать руки. — Нихрена! Я заставлю Эрнеста уволить тебя, тупая скотина! Мало того, что я платил тебе, так ты ещё и…

— Смотри- ка! — Робартон со злорадным ликованием поднял отвратительно знакомую книгу с прилавка. Пролистав пару сотен страниц, он с своей ухмылкой ткнул пальцем. — Смотри- ка! «Ирвин Робартон, пятьсот фольтов, двадцать пять процентов, просрочка- полтора года, итого — тысяча четыреста»! О, смотри- ка, этого парня зовут, как меня! Совпадение? Не думаю!

С этими словами Робартон выдрал страницу и поднёс её к свече.

— Отсоси, ублюдок, — улыбнулся он Алану, который мрачно смотрел на это.

А долги юстициара Робартона, чадя, исчезали на глазах.

— Я про это расскажу на допросе, ты, кусок говна! — для старика он был очень смел. Может, потому, что и так чувствовал дыхание смерти за спиной?

— Накиньте этому ушлёпку сопротивление при аресте и оскорбление, — лениво махнул рукой Ирвин, отворачиваясь от верещащего Алана.

Ростовщик его больше не интересовал. Он приметил на столе кое- что намного поинтереснее. Интереснее, чем обыск десяти цехов вместе взятых. Лекарство от воспоминаний об обстоятельствах, при которых он взял долг. Воспоминания о жене и сыне…

Бутылка манила его, и он не видел причин отказываться.

— Господин Робартон, — обратился к нему капитан отряда. — Что делать с остальными записями?

— К Мрачноглазу-,отмахнулся Робартон, откупоривая вино. — Все к Мрачноглазу. Ну, если хотите, конечно, можете поискать свои долги и… Оплатить их, — он ткнул в пепел.

Капитан улыбнулся и с благодарностью кивнул.

В конце концов, он не первый раз работал с Ирвином.

— Можете сказать спасибо, капитан, — благодушно разрешил юстициар, запрокидывая бутылку.

— Спасибо, мать твою, Гири, — пробурчал Джонни, нервно вороша волосы руками.

Один- единственный фонарь освещал просторную комнату.

Джонни оглядел компанию. Разумеется. Кто ж ещё? Ротвер, безмозглый таможенник, кретин и простофиля. И Дольге, этот прохвост, что помогал им раскидать товар по торговым точкам. Если Ротвер слишком туп, чтобы бежать, Дольше слишком умён, чтобы убегать.

Юстициары — ссаные собаки, и побегут, если побежишь ты. Джонни быстро выучил эту истину. Конечно, зубов это ему не вернёт, но…

По крайней мере, больше он не пойдёт сам принимать контрабанду в порту.

— Мрачноглаз развернулся практически на весь Торговый квартал, скоро он дотянется до всего. Абсолютно, — Дольге разорвал тишину, шумно отвив вина со своей чаши. Сукин сын улыбался! Джонни почувствовал, как кровь начинает бурлить, и усилием успокоил себя. Что бы сказал ему брат, увидь его?

— Это плохо, — просто и почти радостно отметил Ротвер, покачивая головой из стороны в сторону.

— Быть того не может, — прошипел Хогг, сдерживаясь от очередного плевка.

Несколько мгновений тишина в помещении ничем не нарушалась. А потом Дольге вновь подал голос:

— Тебе надо уезжать отсюда. Особенно теперь. Нахрена ты прибил его, Джонни?

— Он мог бы вывести на нас, — тихо проговорил Джонни Хогг, опуская глаза. Он обещал брату никого больше не убивать, и вот… Он задушил какого- то тщедушного нидринга.

Лет двадцать назад он бы гордился этим. Попробуй задуши нидринга голыми руками- то! А теперь…

А теперь его тошнило. Ему было отвратительно.

— И всё же. Бери семью, деньги, всё, что можешь — и вали из города, Джонни. Тебя видели, и видели многие. Теперь проблем не оберёшься.

— У меня нет семьи, — зло отмахнулся Джонни, в один присест осушая чашу.

Разумеется, нет. С тех- то пор, как он в очередном приступе ярости пырнул брата по шее…

— Я никуда не поеду. Я был солдатом, знаешь ли. И я не привык отступать, — слова казались глупыми, но Хогг упрямо наклонил голову и продолжал говорить. — Попробую выкрутиться.