Марик Лернер - Подарить жизнь

В общем, плевать. Все получили равные шансы, давай, крутись, доказывая, что не хуже остальных. А загубишь коня, мало никому не покажется. В лучшем случае отправят в пехоту. Второй шанс не дается даром. Умей ловить удачу и не упускать подходящий случай. Если при этом будешь излишне беречь коня, тоже плохо. Во всем необходима мера. Станешь держаться в стороне от опасности, примут за труса.

Лошади – изумительные создания. Огромные, сильные, гордые и при этом хрупкие. Не выносят сырости и сквозняков. Неумелый наездник легко может наградить их потертыми боками, хромотой или разорванным ртом. В их подразделении в принципе не могло быть новичков, все не просто знали лошадей, а имели дело со строевыми, иначе отправили бы в пехоту. Пахать на таком скакуне как Глыба, конечно, реально, но сначала придется коня сломать и практически закопать золото в землю. Он и смотрит не так – порода. Проще уж сразу прикончить, чтобы не мучился.

В сотне Сатука все дружно выполняли положенные процедуры, и не столько по обязанности, сколько из-за понимания. Всегда надо почистить жеребца, даже если не осталось сил. Постоянно требуется осматривать сбрую, седло и копыта, проверять, все ли в порядке с подковами – это никому не требовалось объяснять лишний раз. Кто не ходил галопом, тот ничего не понимает в лошадях. Ты несешься, слившись со сплошным сгустком энергии под собой, и вы превращаетесь в единое живое существо. Наверное это сродни полету, но о тех ощущениях знают одни птицы.

Он так и не уловил момента, когда легкая кавалерия двинулась вниз. Ничего не удавалось разобрать толком. Все затянуло дымом, только попеременно рявкали батареи. Сатук достаточно ясно представлял себе происходящее. Их тренировали и для такого. Сначала ядра прошибут в плотном строю полковых колон целые просеки, уничтожая людей и разрывая их на части.

Затем, если хватит стойкости, тебя встретят картечью, стрелять будут в упор. Даже Легион не сумеет выдержать. Можно идти прямо на огнедышащие жерла пушек, но никого не хватит надолго. Если сразу не ворвался на батарею и не уничтожил врага, кроме смерти на изгородях или в завалах, ничего не получишь.

Конница пошла вниз легкой рысью. Отползающие остатки Легиона собирались вместе, на манер шариков ртути. Они были побиты, но не раздавлены, и готовились встретить еще одну атаку. Плотный квадрат, и на углах жалкие остатки вооруженных огнестрельным оружием. Сержанты орали, подгоняя замешкавшихся. Мушкетеры должны были сейчас упереть стволы ружей о подставки и дать залп по кавалерии. Правильная стандартная тактика, много раз проверенная на практике и ни разу не подводившая. Копейщики не подпустят всадников, мушкетеры из-за их спин расстреляют сгрудившихся конников.

– Марш! – надсаживаясь, заорал сотник. – Марш! – повторили за ним сержанты.

Кирасиры пошли вниз под гору, невольно переходя с рыси на галоп. Мчались быстрее и быстрее, так, что скоро земля под копытами слилась в одну полосу, а в глазах невольно появились слезы от ветра. Сейчас Сатук даже не пытался вмешиваться в действия жеребца. Глыба сам все сделает, важно ему не мешать. Кирасир извлек палаш из ножен, приготовился к отработанному маневру.

Впереди, на подходе к ощетинившемуся копьями прямоугольнику Легиона, кавалеристы резко повернули, расходясь на фланги и паля из пистолетов по мушкетерам. Сюрприз! Они и не собирались кидаться на строй и гибнуть. У каждого, кроме неизменной сабли, по три пистолета, выданных начальством.

Выстрелив в не ожидавших такого легионеров, тут же достали из-за голенища или пояса новый пистолет, и, расстреляв, повернули коней, давая возможность следующей шеренге проделать тот же фокус. Новый колесцовый замок позволял идти в атаку уже с заряженным пистолетом. При этом не попасть в стоящую в нескольких десятках шагов стену легионеров сложно было даже слепому. Таких среди них не водилось.

Конечно, сделать нечто подобное без длительной и тщательной подготовки никому не под силу. Их предварительно муштровали, заставляя забыть о личных устремлениях и желании прославиться и превращая в единую, спаянную дисциплиной тактическую единицу. Они умели это делать в составе десятков, сотен, полков, не мешая друг другу, а взаимодействуя.

Сейчас это давало огромное преимущество. В развалившийся за короткие мгновения растерянности строй врубились кирасиры на мощных жеребцах. Промедли они несколько минут, и легионеры могли бы опомниться. Теперь поздно. Перезарядить мушкеты после неудачного залпа они не успеют, а в рядах копейщиков дыры.

Сатук ударил наотмашь, буквально развалил голову противника с копьем и врезался в следующего. Еще удар. Рядом умело рубился сержант, крича нечто невразумительно-ругательное. Устоять пехота могла, только держа их на расстоянии. Теперь они находились в самой гуще рассыпавшегося строя, работать длинными копьями противники не могли.

Мушкетеры, разрядившие свои ружья и отстрелявшиеся по легкой коннице, в эти мгновенья и вовсе являлись легкой добычей. Повстанцы буквально прорезали ряды легионеров насквозь, разорвав их колонну на две части. Повинуясь ведущим за собой сержантам, принялись охватывать со всех сторон еще сопротивляющийся правый фланг.

Сатук шел за своей сотней, пытаясь вспомнить, в какой момент исчез его сержант. Кажется, он слышал дикое ржание его коня в самом начале боя. Может, жеребец пострадал, а человек нет. Было бы жаль потерять хорошего товарища и умелого бойца. Впрочем, особых мыслей в голове не имелось. Так, общие ощущения. Он еще не отошел от произошедшего. Впервые в жизни убивал в бою, и делал это не так уж плохо. Не растерялся, что вообще замечательно. Он был счастлив и доволен своими действиями. Пусть теперь кто-то посмеет заявить: «Я – ветеран». Он не хуже.

Зажатые со всех сторон и фактически не имеющие возможности ответить, как подобает, остатки легионеров сгрудились вокруг старшего офицера, неподвижно стоящего у штандарта. Кирасиры навалились со всех концов, без жалости рубя врага. Тот поднял руку с пистолетом и выпалил в надвигающихся всадников. Сотник без звука свалился прямо перед ними.

Озверевшие подчиненные набросились на легионера, и он наверняка получил не менее десятка ран, прежде чем упал. К удивлению Сатука воин оказался одноруким. Неважно – умер он геройской смертью. Сегодня для него настал хороший день. Долг исполнен до последней капли крови.

– Отходим! – заорала в лицо некая подозрительно знакомая физиономия. Если грязь и кровь оттереть – это кто же будет? Кто-то из его десятка, с трудом ворочалось в голове Сатука. Он осматривался, выискивая, кого бы еще приложить, и не находил. Кругом одни трупы и кирасиры.