Мария Семенова - Братья

Лихарь принёс из оболока два деревянных меча, с поклоном протянул один Ветру. Тот взял, чинно поклонившись в ответ. Каждый сделал по шагу назад, мечи встретились концами, очень похоже на то, как встречались их руки в приветствии возле входа в Житую Росточь.

Из тумана выполз объевшийся Ознобиша. Устроился подле Сквары, приткнулся к нему, начал икать.

Меч Лихаря свистнул. Сквара невольно вздрогнул: он знал, легко ли заставить деревяшку так рвать воздух. Ветер отвёл удар, устремив его в землю. Ещё раз и ещё. Котляр не пёр силой на силу, он уклонялся и танцевал — легко, красиво. Потом они снова поклонились один другому. Теперь удары стал наносить Ветер. От ноги, из-за плеча, сверху вниз… Лихарь не зря называл его учителем, разница в умении была очевидна даже бестолковому дикомыту. Ветер ещё и берёг ученика. Мог забить, но не делал этого, не унижал. Просто учил.

— Смотри… — тихо сказал Сквара. — Мы тоже так плясать будем.

Ознобиша не ответил. Сквара посмотрел на него и увидел, что сирота заснул, разомлев от сытости и тепла. У него даже брови были измазаны в зелени. Сквара хотел вытереть ему лицо рукавом, но раздумал: пусть спит.

Ветер и Лихарь последний раз поклонились друг другу. Ученик подал источнику полотенце и не без робости о чём-то спросил. Ветер, только поднёсший утирник к лицу, вдруг швырнул его наземь. Отвернулся, сжав кулаки. Лихарь виновато подобрал ширинку, унёс оба меча.

Скваре попался на глаза сухой стебель хвоща. Дотянувшись, он сорвал его, устроил между пальцами, попытался крутить. От шиша к мизютке и обратно. Получалось медленно, неуклюже. Стебелёк то вываливался, то съезжал накось и застревал. Зато сразу стало понятно: чтобы лихо управляться с тяжёлым боевым ножом, пальцы требовались железные. Сквара нахмурился, вздохнул. Как-то Светел там… Атя… Небось уже Светынь переходят…

Подошёл Лыкасик. Сел наземь.

Сквара смотрел на свою кисть, стараясь сообразить, как правильнее скрещивать пальцы.

— Не сидится тебе руки сложа, — сказал Воробыш. — Ничего ведь не получается.

Сквара буркнул в ответ:

— А персты торчат, работать мешают.

Занятно: он ждал помехи от сломанного шиша на левой руке, а хуже управлялась почему-то правая.

Лыкаш спросил, помолчав:

— Что с нами будет-то, а?..

— Будет что будет, — кивнул Сквара. — Даже если будет наоборот.

Раньше бабкина присказка не казалась ему такой мудрой и верной. Иные слова только поймёшь, когда самого в один синяк изобьют.

Воробыш шмыгнул носом и на всякий случай сказал ему:

— Я тебя тогда не пинал. Это Хотён с Порошей и…

— Да я знаю.

Лыкаш искоса посмотрел на него:

— Я всё как есть вызнал… Нас знаешь куда ведут? В какую-то Пятерню!

Сквара никогда прежде не слыхал такого названия. Сразу представилась огромная лапа, которая всех сграбастает и утащит. Стало жутко.

— Это где?

— Не знаю. Я только понял, там башня есть. Наклонная. И вертепы.

У края снега мальчишки затеяли кидаться снежками.

— А с пальцем что сделал? — спросил Лыкаш.

— Кривым веретеном прищемил.

Воробыш засмеялся. Сквара осторожно подложил крепко спавшему Ознобише под голову свой кожух. Встал, тоже побежал перекидываться снежками.

Вечером, проглотив лепёшку, он снова взялся за стебелёк. Движение казалось чуть более привычным, но ненамного.

— Ух ты, — сказал Дрозд.

Все придвинулись ближе.

Сквара старательно и неловко переставлял пальцы:

— А ты возьми тоже спробуй.

— Ну-у… Я так не смогу.

Сквара фыркнул, тотчас вспомнил Кербогу:

— Нет такого слова «я не могу». Сперва попытайся.

Подошёл Лихарь, некоторое время смотрел.

— Сам ничего не умеешь, а других взялся наставлять, — бросил он неодобрительно.

Сквара поднял голову:

— А покажи, как надо.

Лихарь вытащил нож, блестящий и острый. Клинок замелькал, поди что-нибудь разбери. Со старшим котляром ученику было не равняться, но против Сквары Лихарь глядел великим умельцем.

— Ветер всем учитель, — сказал Лыкасик. — Источник. А ты нам кто?

— Господин стень, — ответил Лихарь и спрятал нож. — Ты, дикомыт, только не думай, будто в один день всему выучишься.

Сквара буркнул:

— Был бы ты источник, а не подобие, других бы под ноги не топтал.

Лихарь усмехнулся, глаза стали как шилья.

— У тебя, случаем, зубов не многовато во рту? А то можно поубавить…

Сквара пожал плечами:

— Зубов не станет, болеть нечему будет.

Ребята неуверенно засмеялись.

Появился Ветер, немного послушал, сел перед Скварой на корточки. Глазу радостно было смотреть, как двигался. И не только в любошном бою, а и самым простым обыком: повернулся, встал, сел…

— Показывай, дикомыт, чему научился.

Сквара сосредоточенно свёл брови, зашевелил пальцами.

— Молодец, — коротко похвалил Ветер.

— А можно мне с оботуров пуха пощипать? — спросил Сквара.

— Пуха? На что тебе?

— Тут один варежки потерял.

— Вязать-то умеешь?

— Умею.

— Щипли.

Поднялся, ушёл. За ним убрался и стень.

Когда все улеглись и стали шушукаться, Ознобиша ткнулся носом в ухо правобережнику:

— Страшный он… Ветер этот…

Сквара вздохнул:

— Ты ещё не видел, как он с Лихарем на любки воевал.

Ознобиша содрогнулся:

— Да и так видно, что хоть кого одним ногтем убьёт…

— Убьёт, — согласился Сквара.

Ознобиша помолчал и тоже вздохнул. Шмыгнул носом:

— Домой бы…

— Не, домой нам ходу нет, — хмуро пробормотал Сквара.

— Потому что убьёт?

Сквара промолчал.

— А ты его не боишься, — сказал Ознобиша.

Скваре хотелось сказать: ещё как боюсь! Вслух он ответил:

— Страхов много, смерть одна… Толку-то прежде смерти помирать.

Он очень хорошо запомнил, как переворачивался в полёте острый клинок. А ещё сегодня он наконец рассмотрел следы лапок, благо теперь котляры, не скрываясь, подвязывали каждый свои. У зимовья, тогда ещё безымянного, под крайними соснами стоял и наблюдал Ветер. А убивал — Лихарь. Рано или поздно придётся рассказать малышу, но как открыть рот, вытолкнуть наружу слова?..

Ознобиша посопел, сказал:

— А нравно ты на кугиклах. Я вот сколько ни пробовал… Оботур на ухо наступил, говорят…

На третий день огонёк Жога Пенька ещё трепетал, хотя заметно ослаб. Светел долго баюкал руку отца, ставшую похожей на подгнившую репу. Пытался ободрить, очистить, поддержать его огонёк… Беда только, у самого сил почти не осталось. Зыка тоже это чувствовал. Кобель артачился, дичал. Неохотно ел, ещё неохотнее впрягался в работу. И совсем не желал слушаться.

Одно утешение — кончилось проклятое левобережье. Под ногами был добрый речной лёд. Ещё немного, и в сером тумане явят себя заледенелые кручи. А там-то уж…

Светелу упорно казалось: вот выбраться на Коновой Вен — и всё станет хорошо. Дома стены помогут.