Роберт Джордан - Око Мира [litres]

– Не хочу обидеть вас, Ищущий, – медленно произнес Перрин, – но… ну, я не полагаюсь на силу. Не помню, чтобы я боролся с кем-то в летах, не считая состязаний по праздникам. Но если кто-то ударит меня, я дам сдачи. Коли я так не сделаю, то лишь внушу ему мысль, что он может ударить меня, когда бы ему ни вздумалось. Некоторые люди считают, что можно использовать других в своих целях, и, если не дать им понять обратного, они просто так и будут издеваться над теми, кто слабее их.

– Некоторым людям, – заметил Айрам с неизбывной печалью, – никогда не одолеть своих низменных инстинктов. – Он сказал это, взглянув на Перрина, отчего стало ясно, что говорит он вовсе не о тех задирах, которых упоминал Перрин.

– Бьюсь об заклад, что убегать тебе приходилось не единожды, – сказал Перрин, и лицо молодого Лудильщика вытянулось от гнева, который не имел ничего общего с Путем листа.

– А вот мне, – сказала Эгвейн, испепеляя Перрина взглядом, – интересно встретить того, кто не считает, что его мускулы могут разрешить любую проблему.

К Айраму вернулось хорошее настроение, и он встал, с улыбкой протянув девушке руки.

– Позволь показать тебе наш лагерь. Здесь и танцуют!

– С удовольствием, – улыбнулась в ответ ему девушка.

Ила выпрямилась, достав из маленькой железной печки каравай хлеба.

– Но ужин уже готов, Айрам.

– Я поужинаю у матери, – сказал через плечо Айрам, взяв Эгвейн под руку и уводя ее от фургона. – Мы поужинаем с матерью.

Он одарил торжествующей улыбкой Перрина. Айрам с Эгвейн побежали, и до Перрина донесся смех девушки.

Перрин встал на ноги, затем остановился. Вряд ли здесь с ней приключится какая беда, если весь лагерь следует, как утверждает Райн, этому самому Пути листа. Обернувшись к Райну и Иле – те оба смотрели вслед внуку, – он сказал:

– Прошу прощения. Я – гость, и мне не следовало бы…

– Не глупи, – успокаивающе сказала Ила. – Это его вина, а не твоя. Садись и ешь.

– Айрам – беспокойный молодой человек, – с печалью добавил Райн. – Он хороший мальчик, но порой я думаю, что Путь листа окажется для него труден. С некоторыми, к сожалению, так бывает. Ладно, оставим. Мой костер – ваш. Хорошо?

Перрин медленно сел на место, по-прежнему чувствуя себя неловко.

– А что бывает с тем, кто не может следовать Пути? – спросил он. – С Лудильщиком, я имею в виду?

Райн и Ила встревоженно переглянулись, и Райн сказал:

– Они покидают нас. И потерянные уходят жить в деревни.

Ила пристально посмотрела в ту сторону, куда ушел внук.

– Потерянные не могут быть счастливы.

Она вздохнула, но, когда женщина стала раздавать миски и ложки, лицо ее снова было спокойно.

Перрин потупился, кляня себя за этот вопрос, и больше разговоров не было. Ила молча наполнила миски густым овощным рагу, молча раздала толстые ломти хлеба с хрустящей корочкой. Ели все тоже молча. Рагу оказалось очень вкусным, и Перрин умял три порции и лишь потом остановился. Илайас, как отметил, ухмыльнувшись, юноша, опустошил четыре миски.

После ужина Райн набил трубку, Илайас достал свою и тоже набил ее из непромокаемого кисета Райна. Раскуривание, уминание табака, повторное закуривание, а молчанию будто не было конца. Ила достала узелок с вязаньем. Солнце превратилось в красный мазок пожара над верхушками деревьев на западе. Лагерь устраивался на ночь, но суета не улеглась, лишь изменилась. Музыкантов, игравших, когда путники вошли в лагерь, сменили другие, и еще больше народу, чем раньше, танцевало в свете костров, – тени прыгали и метались по стенкам фургонов. Где-то в глубине лагеря зазвучал хор мужских голосов. Перрин соскользнул с бревна на землю и вскоре почувствовал, что клюет носом.

Через некоторое время Райн произнес:

– Не встречал ли ты кого-нибудь из Туата’ан, Илайас, с тех пор, как был у нас прошлой весной?

Глаза Перрина медленно открылись, и вновь веки потянуло вниз.

– Нет, – ответил Илайас, не вынимая трубку изо рта. – Не люблю, когда вокруг меня сразу много людей.

Райн хохотнул:

– Особенно таких, которые живут совершенно не так, как ты сам? Нет, мой старый друг, не волнуйся. Я уже многие годы как отказался от надежды, что ты вступишь на Путь. Но после того как мы виделись с тобою в последний раз, я услышал одну историю, и если ты еще не слышал ее, то, может, она заинтересует тебя. Меня она заинтересовала, и я слышал ее вновь и вновь, всякий раз, как мы встречали других из нашего народа.

– Я слушаю.

– Все началось весной, два года назад. Один отряд нашего народа пересекал Пустыню северным маршрутом.

Сонливость Перрина тотчас как рукой сняло.

– Пустыню? Айильскую пустыню? Они пересекали Айильскую пустыню?

– Кое-какой люд заходит в Пустыню, и их не беспокоят, – сказал Илайас. – Менестрели. Торговцы, если они честны. Туата’ан постоянно ходят через Пустыню. Купцы из Кайриэна там бывали до истории с Древом и Айильской войны.

– Айил избегают нас, – с грустью отметил Райн, – хотя многие из нас пытались поговорить с ними. Они наблюдают за нами издали, но близко не подходят и не подпускают нас к себе. Временами меня охватывает беспокойство: вдруг им известна песня, хотя я и не считаю это правдоподобным. Знаете ли, у Айил мужчины не поют. Разве не странно? Со времени, как мальчик-Айил становится мужчиной, он не поет ничего, кроме боевой песни или погребальной над павшими. Мне доводилось слышать, как они поют над своими погибшими и над теми, кого они сразили в бою. Эта песня заставит рыдать и камни.

Ила, прислушивающаяся к разговору мужчин, согласно кивала над своим вязаньем.

Перрин, быстро поразмыслив, кое-что для себя решил. Он полагал, что Лудильщики все время должны чего-то опасаться, судя по всем этим разговорам о том, что лучший выход из опасного положения – убежать прочь, но ни один из тех, кто страшится опасности, даже и помыслить не мог бы о переходе через Айильскую пустыню. Из всего услышанного им раньше следовало, что ни один здравомыслящий человек не стал бы пытаться пересекать Пустыню.

– Если это какая-то история про песню, – начал было Илайас, но Райн покачал головой.

– Нет, мой старый друг, не о песне. Я не уверен, что вообще знаю, о чем она. – Он повернулся к Перрину. – Молодые Айил часто бродят по Запустению. Некоторые из молодых уходят в одиночку, отчего-то считая, что они призваны убить Темного. Большинство ходит небольшими группами. Охотиться на троллоков. – Райн сокрушенно покачал головой, и, когда он продолжил, голос его стал мрачен. – Два года назад отряд Странствующего народа, пересекавший Пустыню в сотне миль к югу от Запустения, наткнулся на одну из таких групп.

– Молодые женщины, – столь же скорбным голосом, как у мужа, вставила Ила. – Совсем юные девушки, почти девочки.