Кэтрин Ласки - Портал [litres]

– Видишь ли, почти десять лет назад наш король пошел против Папы Римского, и вот результат. Монастыри закрыты, земли конфискованы. Больше никаких братств и римских священников. Теперь наш король – верховный глава церкви, а денег на то, чтобы содержать все в надлежащем виде, у короны нет. – Миссис Добкинс посмотрела на Роуз, на ее лице мелькнула улыбка. – Ты, конечно, тогда была еще совсем крошкой.

– Вы правы, – кивнула девочка.

Процессия начала замедляться.

– Кажется, впереди постоялый двор, будем менять лошадей. Хвала небесам! Мне срочно нужно облегчиться. – Миссис Добкинс поерзала в седле.

– Вы имеете в виду… пописать? – брякнула было Роуз, но вовремя прикусила язык.

– Что? Я не расслышала.

– Нет-нет, ничего.

– Заодно и переоденемся.

Роуз вспомнила: черные платья и гофрированные воротники. Отлично, может быть, ей удастся стащить один «раф» для своего костюма на Хэллоуин.

Смена костюма оказалась для Роуз весьма познавательным мероприятием. Она и не догадывалась, как много на ней слоев одежды, и когда принялась снимать киртл, что-то стукнуло ее по бедру. Роуз сунула руку в карман. Баночка из-под джема! И еще что-то: письмо Фрэнни. Потрясающе! И мазь от прыщей, и письмо преодолели пространство и время. Один предмет из будущего, другой – из прошлого! Теперь промежуток между шестнадцатым и двадцать первым веками представлялся Роуз не бездонной пропастью, а скорее разрывом в самой ткани времени. Банка из-под джема оказалась у нее в кармане, а ведь лежала в кармане кофты из двадцать первого века, тогда как письмо от Фрэнни обнаружилось в кармане киртла. Получился в буквальном смысле «карман времени»!

– Камизу можешь не менять, но киртл надень новый, – наставляла миссис Добкинс, протягивая Роуз темный киртл взамен надетого на ней охряного. Приталенный лиф киртла спереди утягивался при помощи шнуровки. – А вот твоя форменная одежда. – Она вручила девочке черное платье. В сравнении с грубой домотканой материей, эта ткань отличалась восхитительной мягкостью.

– Что это за материал, миссис Добкинс? – полюбопытствовала Роуз.

– Нравится? – подмигнула та. – Это гребенная овечья шерсть с небольшим вплетением шелка. Не слишком-то привыкай. Кто знает, надолго ли мы задержимся при дворе. Потом все равно придется переодеваться обратно в свое.

– А где мой раф?

– Вот он. Завязки сзади.

При виде воротника сердце Роуз радостно екнуло, хотя выглядел он довольно скромно. Те, что валялись в корзине в гардеробной принцессы, были куда больше, многослойнее и пышнее. Управившись с воротником, девочка взяла косынку и хотела уже обмотать ею голову, как миссис Добкинс воскликнула:

– Что ты! Так нельзя.

– Нельзя?

– Нет, Роуз. Не забывай, мы при дворе короля. Поскольку ты будешь прислуживать в покоях принцессы, тебе полагается это. – Миссис Добкинс взяла в руки белый головной убор округлой формы, похожий на монашеский. – Французский чепец. Надевается вот так. – Она примерила чепец на себя. – Помни, голубушка, у служанки из-под чепца не должно торчать ни единого волоса.

– Это из соображений гигиены?

– Гиги… чего?

– Эм-м… ничего.

– Это просто правило, и его нельзя нарушать.

– Женщины на портретах в Хэтфилде часто изображены в этих уборах, не так ли, миссис Добкинс?

– Да, но их чепцы гораздо богаче наших. Видела портрет Елизаветиной бабки? Чепец с золотым полумесяцем?

– О, да.

– Так раньше носили, – кивнула женщина.

– А портреты матери нашей принцессы сохранились?

Миссис Добкинс бросила на девочку взгляд, полный ужаса.

– Разумеется, нет! Даже не заикайся о ней. Никогда, Роуз, слышишь?

– Да, мэм.

Интересно, правда ли, что Анна Болейн была ведьмой, как утверждала принцесса Мария? Конечно, нет! Роуз прекрасно известно, что ведьм не существует – за исключением «ведьмочек» на Хэллоуин, разумеется. Вспомнив о празднике, она понадеялась, что сумеет как-нибудь перенести гофрированный воротник домой, а то и пришить к нему дополнительные кружева. Хватит ей носить наряд служанки, она собирается стать королевой! Хорошей и доброй, не такой, как Злые Королевы.

Дарогая Роз,

Это моя первя попытка написать натоящее письмо, так што несуди строго. Визет же тибе. Гриничский дварец я слыхала очень красивый. Открою тибе сикрет. Я падслушала, как пренцесса гворила, што в дварцовам парке есть дериво з дуплом. Это Дуб, он ужжасно старый. Пренцесса и маленкий принц Идуард ингда играют под Дубом и прячуца в дупле.

Абнимаю,

Роуз перечитывала письмо уже в десятый раз. Выкроить время на ответ все не получалось, но сейчас, в момент краткой передышки между уборкой в комнатах принцесс и чисткой их одежды, у Роуз выдалась свободная минутка, и она поднялась под крышу, в коморку на верхнем этаже, которую делила с Сарой. Усевшись, девочка принялась писать. Перо и капельку чернил она позаимствовала в одной из многочисленных дворцовых кладовых.

Дорогая Фрэнни,

У тебя прекрасно получается писать, и ты права: Гринвичский дворец очень красив. Твои буквы-ягнятки успешно встали на ножки, сделали свои первые шаги и покорили мое сердце.

Роуз ненадолго отложила письмо и задумалась: о чем же написать дальше? За эти несколько дней, что она здесь, столько всего случилось. А много ли времени прошло дома, в «родном» двадцать первом веке? Десять минут? Тем не менее, стоит поторопиться, ведь Елизавета и ее сводная сестра Мария приезжают уже завтра, и писать письма будет некогда. Пользоваться пером вместо ручки было непривычно, но забавно. Роуз оглядело перо – похоже на совиное?

Я уже разок посмотрела на короля. Видела его издалека на арене для турниров. Он ужасно толстый.

Роуз поспешно зачеркнула последнее предложение. А вдруг это государственная измена – назвать короля толстым? Чтобы усадить его на коня, потребовалось что-то типа подъемного крана и помощь четырех слуг, в том числе Эндрю. Говорили, что в доспехах король весит почти триста фунтов [22] 136 кг. !

Наслаждаясь скрипом пера, Роуз продолжала:

Дерево с дуплом я пока не нашла, собираюсь поискать его сегодня. Тут очень много слуг.

И не только слуг. При дворе находилась целая толпа самого разного народа специально для увеселения короля и его свиты. Менестрели пели, карлики смешно кувыркались. Какая жестокость, думала Роуз, видеть в карликах исключительно источник потехи. Были еще комики, по-здешнему, шуты, которые отпускали остроты и декламировали глупые стишки. Казалось, будто кто-то приказал, чтобы забавы и развлечения во дворце не прекращались ни на минуту. Роуз еще не видела шутовских представлений, но, проходя мимо шутов по коридору или встречая их во дворе, относилась к ним с опаской. Среди них была одна женщина, юродивая Джейн, совершенно лысая.