Корнелия Функе - Лабиринт Фавна [litres]

– Вперед, Серрано! – крикнул Видаль, выглядывая из-за ствола и снова стреляя. – Не бойтесь! Умирать надо с честью!

Он снова нырнул в укрытие и, глубоко вздохнув, убрал часы в карман. Часы по-прежнему защищали его. Как видно, его время пока не пришло. Еще выстрелы, пули просвистели мимо, а рядом его солдаты с криком падали навзничь, глядя пустыми глазами вверх – туда, где качались ветки и падал беспощадный дождь. Снова за дерево, снова зарядить пистолет – и опять в атаку, навстречу свинцовому ливню, на холм, выгнать добычу из-за камней, мерзавцы пожалеют, что посмели его дурачить.

Видаль в последний раз укрылся за стволом. С козырька фуражки текло в глаза. Мертвецы раскинули руки и ноги, словно бледные корни вылезли из земли. Только двое партизан еще сражались, но, когда Видаль скомандовал новую атаку, они упали, глухо вскрикнув, сраженные сразу несколькими пулями.

О, молчание смерти! С ним ничто не сравнится. Если бы можно было записать его на граммофонную пластинку и слушать во время бритья! Тишину нарушал только шум дождя. Дождь шелестел по листьям, стекал на безжизненные тела, пропитывал насквозь одежду. Казалось, что они растворяются и смешиваются с землей.

Видаль поднялся на холм. За ним шли уцелевшие солдаты. По сравнению с противником их потери были ничтожны. Видаль остановился возле ближайшего тела. Оно не шевелилось, но все же он на всякий случай дважды выстрелил в застывшее лицо. Приятное чувство. Каждый выстрел хотя бы отчасти изгоняет отраву стыда за то, что поддался на вражескую уловку. Но нужно найти хоть одного, кто еще может говорить.

Серрано, как всегда, прибежал на зов, как хорошо обученный пес. Они нашли еще двух врагов, лежащих между камней на вершине холма. Всего лишь мальчишки, лет пятнадцати, не больше. Один умер, а второй еще шевелился, зажимая рукой пулевую рану на шее. Рядом лежал пистолет. Видаль пинком отбросил оружие прочь.

– Покажи-ка, – сказал он почти ласково, отводя окровавленную руку от раны.

Видалю нравилось демонстрировать жертве свое спокойствие.

Мальчик еще сопротивлялся, но сдвинуть его руку было нетрудно. Сил у него совсем не осталось, и почти не осталось жизни. Из раны хлестала кровь.

– Говорить можешь?

Мальчишка с трудом глотнул воздух, глядя вверх, навстречу дождю.

– Проклятье! – Видаль выпрямился и прицелился мальчишке в голову.

Дурачок потянулся окровавленной рукой отвести пистолетное дуло в сторону. В гаснущем взгляде сверкнул вызов, чуть ли не насмешка. Видаль отдернул пистолет и снова прицелился. Тогда мальчик зажал дуло ладонью, но пули с легкостью пробили плоть и кости. Еще одну пулю Видаль всадил партизану в голову.

– Ни один говорить не может. Никакого толку от них. – Видаль махнул на разбросанные вокруг тела. – Всех добейте!

Серрано смотрел с явной тревогой, как капитан убивает мальчишку. Видаль подозревал, что Серрано иногда представляет собственную голову под дулом его пистолета. Вот у Гарсеса точно нет подобных мыслей – сразу взялся за дело, как приказано.

– Капитан! – крикнул Гарсес. – Этот еще живой. В ногу ранило.

Видаль подошел взглянуть и улыбнулся:

– Да, этот сгодится.

После проигранной битвы солдаты молчат. А люди Видаля, возвращаясь из леса, перекликались и хохотали во все горло. Мерседес поняла – случилось что-то ужасное. Когда она прибежала на кухню, другие служанки столпились в дверях, наблюдая за суматохой во дворе.

– Что случилось? – Мерседес задыхалась от страха.

Когда она в последний раз дышала спокойно? Уже и не вспомнить.

– Поймали одного! Живым поймали! – Голос у Розы стал тонким и пронзительным.

Говорили, у нее племянник ушел в леса.

– Его отвели в амбар!

Все знали, что это значит.

Мерседес выбежала под дождь. Мариана что-то кричала ей вслед, но сегодня Мерседес не могла себя заставить быть осторожной. Страх терзал ее сердце, словно дикий зверь.

– Мерседес! Вернись! – звала Мариана севшим голосом.

Другие служанки столпились вокруг кухарки стайкой испуганных кур. На их лицах застыли страх и надежда: страх, что люди Видаля уволокут Мерседес в амбар; надежда, что у нее получится узнать, кого захватили в лесу.

Кого захватили?

– Педро!

Мерседес шептала имя брата, оскальзываясь в грязи.

– Педро!

Она сделала еще шаг и тут увидела, как солдаты втаскивают пленника в открытую дверь амбара. Его ноги беспомощно волочились по размокшей от дождя земле. Мерседес заглянула в дверь, но рассмотрела только, что солдаты в блестящих дождевиках привязывают обмякшего человека к деревянному столбу.

– Мерседес?

За спиной у нее стоял Видаль, а рядом с ним – Серрано.

– Капитан.

Она удивилась, что ее губы сумели выговорить осмысленное слово. Мерседес не могла отвести взгляд от пленника. Его голова свесилась на грудь, лица не разглядеть под темной кепкой. Брат носит такую кепку.

– Мне нужно… проверить припасы в амбаре.

Конечно, он слышит отчаяние в ее голосе. Ей и самой слышится, что она говорит как маленькая потерявшаяся девочка. К счастью, Видаль не обратил внимания – спешил допросить пленника.

– Не сейчас, Мерседес, – отмахнулся он. – Пусть никто не выходит во двор и не приближается к амбару. Будь так любезна, проведай пока мою жену…

Она послушно кивнула, но так и не могла сдвинуться с места. Стояла столбом и смотрела, как Видаль снимает кепку с головы пленника. Тот поднял голову и посмотрел прямо на Мерседес.

Заика.

Глаза у него были широко раскрыты, как у барашка, которого гонят на скотобойню. Огромные от понимания, что сейчас будет. Для Мерседес его взгляд был как протянутая к ней рука, но Заика ее не выдал. Не закричал, умоляя о помощи, наоборот – крепко сжал губы, стараясь быть храбрым во что бы то ни стало. Эти губы, в которых слова крошились, как рыхлая глина.

Серрано закрыл двери амбара. Мерседес так и осталась стоять под дождем. Ей было стыдно за свою радость, что схватили Заику, а не Педро. Правда, радость прожила недолго. Заика знал, где найти Педро. И он все знал о ней самой и о докторе.

Мерседес не помнила, как дошла до кухни. Служанки шинковали овощи для супа, который подадут убийцам. «Жив ли еще мой брат?» – спрашивала она себя, начиная резать петрушку и коренья. А другие из отряда? Все умерли и лежат в лесу и кровь их мешается с дождевой водой? «Нет! – одернула она себя. – Нет, Мерседес, если бы убили всех, они бы не оставили в живых Заику».

Медленно, будто чужими пальцами, она стала резать очередной корешок на бледные кружочки ножом, который всегда хранила в складке фартука. Мерседес ничего не видела перед собой, кроме острого лезвия. Что сейчас происходит в амбаре? Она из последних сил заставляла себя не думать о мальчике с широко раскрытыми глазами, не представлять, что с ним сейчас делают.