Грегори Киз - Мечи и темная магия

Послушница вернулась несколько минут спустя. Странный инструмент в ее руках показался сэру Гереварду лютней-переростком. Он неплохо играл на лютне и, с тех пор как мистер Фитц поставил ему голос, сносно пел, хотя уже несколько лет не практиковался.

Лаллит задержалась, чтобы набрать в грудь воздуху, отчего под ее балахоном снова очертились выпуклости, и, проворно пробежав через комнату, положила мандолу в ногах кровати и так же поспешно отступила к двери.

Геревард склонился вперед и взял инструмент в руки. Корпус был сделан из ясеня, отверстие резонатора окружала роза, инкрустированная черным деревом. Рыцарь несколько удивился, увидев натянутые струны, — ведь инструмент так долго пролежал в сундуке. Материал струн оказался ему незнаком.

Он уже собирался попробовать звук, когда заметил, что отверстие резонатора чем-то заткнуто. При ближайшем рассмотрении затычка оказалась сложенным треугольником куском пергамента, запечатанным воском по всем трем углам. Чтобы его извлечь, пришлось бы спустить струны, а значит, пергамент вложили в инструмент преднамеренно, а струны натянули позже.

— Ага, — усмехнулся сэр Геревард. — Тайна мандолы.

— Что это?

Послушница привстала на цыпочки, вытянув изящную шейку и придвинулась на несколько шагов.

— Какой-то пергамент, — ответил сэр Геревард и развернул мандолу к ближайшему окну, чтобы свет падал на резонатор. — Опечатан трижды, приклеен к корпусу красной лентой… и еще три печати… пожалуй, это дело для…

Он собирался сказать: «для мистера Фитца», поскольку от запечатанного пергамента за милю несло колдовством, однако истинную природу куклы не стоило открывать даже служительницам доброжелательного божества, поэтому рыцарь замолчал.

— О, как интересно! — Лаллит захлопала в ладоши и подошла еще на несколько шагов. — Что там написано?

Сэр Геревард осторожно пристроил мандолу на коленях и задумался. В энтузиазме Лаллит было что-то неестественное. Он заметил, что струны тихонько гудят, хотя он их не касался. Они словно отзывались Лаллит, и сэру Гереварду это совсем не нравилось.

Присмотревшись, он усомнился, что с чердака вернулась прежняя Лаллит. Она выглядела немного выше и тоньше, глаза показались ему расставленными слишком широко, а шляпа была надета задом наперед.

— Мне придется снять струны, — заговорил он. — Иначе пергамент не вынешь. Кажется, в моем вьючном мешке есть ключ… сейчас достану.

Вьюки стояли у дальней стены, под закрытым ставнями окном, вместе с его саблей и пистолетом с колесным замком, к сожалению незаряженным.

— Позвольте мне, — вызвалась Лаллит.

Сэр Геревард, уже свесивший ноги с кровати, вскинул руку:

— Нет-нет, не забудьте о моем обете. — Он проскакал на одной правой ноге и ухватился за засов ставней. — Кстати, не мешает впустить побольше света, пока погода не испортилась.

Гервард не рассчитывал, что создание, принявшее облик Лаллит, испугается солнечного света, поскольку второе окно было уже открыто, но лишний свет не помешает. Он распахнул ставни, встал на колени над вьюком и с улыбкой оглянулся через плечо.

Свет из второго окна не оказал на гостью видимого эффекта, зато отчетливо показал, что женщина в дверях не Лаллит, да вообще не женщина. Какое-то существо из другого измерения приняло облик Лаллит и присвоило ее одежду. Рыцарю оставалось только надеяться, что Лаллит еще жива и что сам он переживет предстоящую схватку.

— Ваш бог Нархалет-Нархалит добр ко мне, — добавил он, склонившись в нишу окна и выглядывая наружу. Произнесенное имя могло привлечь внимание божества к вторгшемуся в его храм чужаку. — И к моему спутнику мистеру Фитцу Нархалет-Нархалит тоже добр.

Имя мистера Фитца он произнес как можно громче, в расчете на чрезвычайно острый слух куклы. Если тот поблизости, это его насторожит. Однако вероятнее всего, что он еще в пещере, а значит, сэру Гереварду предстоит справляться самому.

— Ключ, — поторопила Лаллит, с трудом подражая человеческому голосу. — Струны. Пергамент.

— Ах да. — Сэр Геревард склонился над вьючной сумой и принялся рыться в ней, выкладывая все, что попадалось под руку, — Посмотрим… Кинжал, не мешало бы подточить… еще один, этот не так плох… где же…

Уловив движение за спиной, он резко развернулся на здоровой ноге, зажав кинжалы в обеих руках. Тварь, стоявшая перед ним, в движении теряя человеческое обличье, тянула когти к его плечам. Геревард отбил их кинжалом, но отдача удара отбросила его к окну. Он едва не вывалился наружу.

— Ты добудешь мне пергамент! — пронзительно взвизгнула тварь.

Плоть оползала с нее, обнажая чешуйчатого, похожего на скелет зверя, лишь отчасти присутствующего на земле: заколдованные кинжалы Гереварда медленно утопали в его запястьях, но чешуи за сталью смыкались вновь.

— Никогда! — выкрикнул сэр Геревард и на одном дыхании позвал: — Мистер Фитц! Ко мне! Нархалет-Нархалит, помоги мне!

— Повинуйся! — провизжал зверь и вцепился зубами в плечо рыцарю.

Тот извернулся, но клыки все же порвали ночную сорочку и кожу. В тот же миг один из кинжалов полностью вышел с тыльной стороны запястья твари. Она мгновенно сделала новый выпад, уйти от которого удалось, лишь соскользнув вниз по стене и нырнув между чешуйчатыми ногами твари. Сэр Геревард попытался откатиться подальше, но зверюга подцепила его за шиворот, подняла и швырнула на кровать.

— Сними струны и достань пергамент, — велела она. — Или ты испытаешь боль и новую боль, пока не повинуешься.

Геревард ахнул, но не в ответ на приказ, а при виде внезапного явления совершенно нагой, но буквально сияющей Лаллит. Окруженная нимбом фиолетового оттенка, любимого ее божеством, она ворвалась в комнату и схватила рукой воздух, словно ловила комара.

Из дыры, открывшейся на груди зверя, хлынул зеленоватый ихор. Часть плеснула на кровать сэра Гереварда, и от простыней сразу поднялись струйки зловонного дыма.

Рана, оказавшаяся бы смертельной для человека, не обескуражила тварь. Та отвернулась от рыцаря и приготовилась прыгнуть на Лаллит. Но не успела. Сэр Геревард, подскочив, огрел ее по голове томом «Перечня банальностей» — единственным оказавшимся под рукой оружием. Громадный, переплетенный в медь и кожу фолиант зазвенел от удара, подобно гонгу, и большая часть тома в руках рыцаря обратилась в пепел, оставив в его руках пачку несшитых листов без всякого подобия переплета.

Геревард выронил похудевший том и потянулся к сабле. Обнажив ее, он развернулся, замахиваясь, однако рубить было некого. Тварь тоже обратилась в пепел, и ветер, разумеется божественный, вынес его в окно, чтобы рассеять на все четыре стороны света.