Виталий Чикризов - Лилия в янтаре. Книга первая. Исход

- Успокойся, успокойся, любовь моя...

- Ненавижу! Ненавижу! Как же я хочу, чтобы они все сдохли! Все! Я буду молить Господа, чтобы сиенцы поубивали их всех на том поле боя... А ты, муж мой, идёшь вместе с ними... но даже так, знай - я всё равно буду молить, чтобы красные лилии были втоптаны в грязь!

Бокка не знал, как успокоить бьющуюся в его руках, рыдающую и то обращающуюся к богу, то богохульствующую жену. Маленькая Нанетта, конечно же, не спала, высунулась на шум, и стояла на втором этаже, глядя на родителей испуганно прижав кулачки к губам.

[Год 1260. Август, 10. Третий час]

- Мессер Бокка дельи Абати?

Бокка оттёр заливающие глаза струйки и откинул мокрые волосы назад. Необычный для такого лета дождь моросил с самого вчерашнего вечера. Воевать в такую погоду - то ещё удовольствие. Даже воинские тренировки на городской площади превращались в сущее мучение Господне, что ж сказать о настоящей войне, с длительными переходами, ночёвками в поле, холодной и мокрой одежде, разбухшей сыромятной коже перевязей и конской сбруи, а так же негодной пище, едва прогретой в дымных кострах?

- Да, это я, - перед ним стоял один из порученцев Капитана Войны. Бокка не был с ним знаком лично, но видел несколько раз в окружении одного из трёх первых лиц города. В воинских играх порученец участия не принимал. Видимо, и в самом сражении его участие тоже не планировалось.

- Идите за мной, с вами хочет поговорить мессер Капитан.

- Один момент, - вмешался Гано. - Мы с моим другом не закончили разговор, весьма важный. Мне надо сказать ему несколько слов. Вы позволите?

- Не задерживайтесь, - порученец дёрнул щекой, но настаивать не стал. - У мессера Капитана много других дел.

Поскольку отходить в сторонку или отворачиваться тот даже и не подумал, Гано за рукав оттащил Бокку на несколько шагов.

- Я надеюсь, ты не станешь выдавать меня? - прошептал он, требовательно глядя в глаза.

- Ты с ума сошёл! - тоже шёпотом ответил Бокка. - Мы друзья и я не предам тебя даже если мне будет грозить смерть.

- А то, о чём я тебе говорил? О мессере Фаринате?

- Клянусь, от меня никто не услышит ни слова! Я не согласен с тем, что вы задумали, но не буду предавать ни тебя, ни... никого.

Гано зло покосился в сторону порученца.

- Зачем он зовёт тебя?

- Сейчас схожу и узнаю.

- Не нравится мне это. Почему сейчас? Почему тебя? Ты кому-нибудь что нибудь говорил?

- Да нет конечно, Гано. Ты с ума сошёл!

- Я не сошёл с ума. Этим ты бы мог купить себе полную реабилитацию. Не каждый устоит перед таким соблазном.

- Такой же соблазн есть и у тебя.

- Э, нет. Я хочу большего!

- Я тоже.

- Ну, и?

- Но не ценой предательства.

- Тебе всё-таки придётся сделать выбор, с кем ты. Но да ладно. Поговорим ещё об этом.

Бокка покачал головой. Предать свой город? Немыслимо.

Капитан был в сопровождении двоих из двенадцати членов своего Совета. Все трое наблюдали за воинской игрой и негромко переговаривались.

- Бокка дельи Абати, мессер Капитан, - оповестил своего патрона порученец, вызвав у Бокки невольную гримасу. И ведь не чернь - "тощие" пополаны в окружение Капитана Войны не попадут никогда - и должен иметь уважение к славным фамилиям. Но - нет, специально показывает презрение, подлец. Члены Совета бросили на него небрежные взгляды и отвернулись, продолжая свой разговор, словно сговорившись настроить Бокку против себя ещё больше, кабы то было возможно. Взгляд Капитана тоже не грел приветливостью. Тем не менее Бокка обозначил учтивый поклон - не стоит уподобляться невежам.

- Рад вас видеть, - разлепил губы Капитан, солгав в первом же слове. - Вы, надо полагать, знаете меня, так что в представлении нет нужды, не так ли?

- Ваше имя и должность мне известны, мессер. - не удержался Бокка.

- Не стоит дерзить, - скривился Капитан. - Право слово, не стоит. Я вызвал вас по делу...

- Вызвал? - вспыхнул аристократ. - Прошу прощения? Вы полагаете меня своим вассалом?

- Это - Фиренца, - презрительно бросил Капитан. - И до тех пор, пока стоит республика, тут нет и не будет ни сюзеренов, ни вассалов, как бы вам ни хотелось обратного. И - да, я вас вызвал. Сказал бы, что пригласил, но приглашение, от которого нельзя отказаться всё же вернее назвать вызовом. Или вы считаете, что в вашем положении вы могли отказаться? Нет? Ну и то-то же. Впрочем, могу оказать вам такую честь: если хотите, можете убираться ко всем чертям... Что вы на меня так уставились? Вызвать меня на поединок вам не по чину, так что нечего тут меня глазами жечь. Я-то хотел с вами обсудить кое-какие детали предстоящей кампании, думал, это вам будет интересно... да и небесполезно. Ведь, насколько я знаю, ваша семья лишилась поместий и долей в мануфактурах, всех доходов, и сейчас крайне нуждается? В цех вы тоже не записаны, что уже незаконно. Да, я знаю, что вы обращались с прошениями, но они так и не были удовлетворены, что делает вас, де юре, преступником. Это можно было бы исправить. Да и о вашем прошлом было бы забыто. По крайней мере очередной залог за жену и дочку, который вам нечем платить, точно будет отсрочен, а то и вообще ваше имя из залоговых списков уберут. [По принятым после победы гвельфов порядкам, побеждённые гибеллины по умолчанию приговаривались к смерти и, чтобы избежать казни, главы семейств должны были ежемесячно вносить залог за всех членов семьи. В случае неуплаты залога отсрочка казни более не действовала. ("Установления справедливости" ("Ordinamenti della giustizia") возведённые в ранг конституции и законодательно закрепившие данную норму были приняты позднее, в 1293 г, но практика существовала и ранее.] Вы можете обрести доброе имя и перестать быть ничтожеством, лишь из милосердия не вырванном из тела коммуны... Ну что, будете слушать, или пойдёте?

Никогда доныне Бокка не знал, и думал, что и в будущем не познает такого же унижения. Его никто никогда так не оскорблял, и вряд ли повторение такого же возможно. Никогда до сих пор, даже судью, приговорившего Винче к смерти, Бокка не хотел убить так страстно и в оставшиеся ему дни или годы той же силы желание не найдёт достаточного места в его душе. Но этому его желанию совершенно невозможно было осуществиться. И дело даже не в том, что поединки с городским должностным лицом запрещены даже по истечении срока его полномочий, а потому, что и нападение на Капитана, и даже просто отказ означали бы смерть не только ему, но и Кьяре с Нанеттой. В первом случае на плахе, во втором - от голода, или так же на плахе, если он не найдёт деньги на уплату залога.

- Прошу прощения, мессер Капитан, - он склонил голову. - Я был неправ.

[Год 1260. Август, 13. Повечерие]

- Меня зовут Симоне, Симоне Латини, мессер Бокка. Но вы зовите меня просто Симоне. Я так привык, - невысокий человек, едва старше Бокки, присел на сундук, служивший в том числе и лавкой. Одет он был вполне обычно, в тёмно-синее сюркотто и тюрбан, недавно вошедший в Фиренце в моду. В основном тюрбаны были популярны у женщин, которые украшали их ещё и длинными, до земли шлейфами, но и мужчины тоже были не прочь в них покрасоваться. - Я - личный секретарь мессера Фаринаты. К вашим услугам.