Томас Баррон - Потерянные годы

И еще я не верил в то, что ее настоящее имя — Бранвен, а мое — Эмрис [19] Эмрис — валлийская форма имени Амброзий. Амброзий Аврелиан — военачальник бриттов в V в., возможный прототип короля Артура или Мерлина, у Гальфрида Монмутского — дядя Артура, брат Утера. , хотя она пыталась меня в этом убедить. Я понятия не имел, какие имена носили мы до того дня, когда море вышвырнуло нас на прибрежные камни, но почему-то был уверен, что нас звали иначе. Сколько бы она ни называла меня Эмрисом, я никак не мог избавиться от чувства, что мое настоящее имя… другое. Но я понятия не имел, где искать правду, разве что среди зыбких теней в моих сновидениях.

Однако бывали моменты, когда Бранвен, если это было ее настоящее имя, слегка приподнимала завесу, скрывавшую ее прошлое; это случалось, когда она рассказывала мне истории. Особенно истории, дошедшие до нас со времен древних греков. Это явно были ее любимые сказания. И мои тоже. Возможно, она сама не осознавала этого, но она буквально оживала, рассказывая о богах и титанах, о чудовищах и подвигах героев греческих мифов.

Конечно, она любила говорить и о жрецах-друидах, и о таинственном бродяге из Галилеи. Но когда она заводила речь о греческих богах и богинях, в ее сапфировых глазах загорался какой-то особенный свет. Временами мне казалось, что, пересказывая мне мифы, Бранвен погружалась в размышления о некоем месте, в существование которого искренне верила — о месте, где по лесам и полям блуждают неведомые существа, а могущественные боги живут и действуют среди людей. Мне подобные выдумки казались глупыми, но она, очевидно, считала иначе.

Я заметил, как луч луны сверкнул у нее на шее, и это прервало течение моих мыслей. Я знал, что это всего лишь блестит ее драгоценная подвеска, которую она носила на кожаном шнурке, но сегодня зеленый свет показался мне ярче обычного. Я ни с того ни с сего вспомнил, что она никогда не снимала эту подвеску — ни на секунду.

Что-то упало на земляной пол у меня за спиной. Обернувшись, я разглядел перевязанный травой пучок узких сухих листьев, посеребренных луной. Должно быть, листья свалились с балки, тянувшейся под крышей, которая не только поддерживала соломенную кровлю, но и служила хранилищем для дюжин связок всяческих трав, листьев, цветов, кореньев, орехов, мешочков с корой и семенами. Это была лишь часть запасов Бранвен — еще множество узелков с травами и кореньями висело на окне, за дверью, громоздилось на хромоногом столике у ее тюфяка.

В хижине сильно пахло тимьяном, корнями бука, горчичным семенем и много чем еще. Мне нравились эти ароматы — все, кроме укропа, от которого я начинал чихать. Запах кедровой коры, мой любимый, заставлял меня чувствовать себя высоким, как великан, от запаха лепестков лаванды почему-то щекотало пальцы ног, а запах морских водорослей напоминал мне о чем-то давно забытом.

Все эти травы Бранвен использовала для приготовления целебных порошков, мазей и припарок. На столе ее теснились всевозможные чаши, ножи, ступки, пестики, сита и прочие принадлежности. Часто я наблюдал за тем, как она толчет листья, смешивает порошки, процеживает отвары, лечит раны и выводит бородавки. Но, тем не менее, о ее ремесле я знал не больше, чем о ней самой. Она позволяла мне сидеть рядом и смотреть, но сама молчала и ничего не объясняла. Она просто делала свое дело, обычно напевая какую-нибудь таинственную песню.

Где она научилась искусству врачевания? Откуда узнала она такое множество историй о далеких странах и давно минувших временах? Где впервые услышала она об учении человека из Галилеи, которое все больше занимало ее мысли? Она никогда не говорила об этом.

Не только меня смущало ее молчание. Часто жители деревни перешептывались у нее за спиной, пораженные ее врачебным искусством, ее сверхъестественной красотой, ее странными заклинаниями. Несколько раз я даже слышал слова «колдовство» и «черная магия»; но толки о колдовстве, по-видимому, не мешали людям обращаться к ней, когда нужно было вылечить нарыв, избавиться от кашля или ночных кошмаров.

Саму Бранвен не волновали пересуды соседей. Пока большинство людей платили за помощь, и мы могли сводить концы с концами, ей было безразлично, что о ней говорят или думают. Я вспомнил, как недавно ей пришлось лечить пожилого монаха — тот поскользнулся на мокром каменном мосту у мельницы и поранил руку. Перевязывая рану, Бранвен произнесла христианское благословение, и монах, казалось, остался доволен. Однако затем она добавила заклинание друидов, и монах выбранил ее и предупредил, что это богохульство. Она спокойно ответила, что сам Иисус считал исцеление больных настолько важным делом, что охотно воспользовался бы при необходимости мудростью друидов или иных народов, теперь называемых языческими. После этого монах разозлился, сорвал ее повязку и ушел, перед этим успев предупредить половину деревни о том, что лекарка — пособница дьявола.

Мысли мои вернулись к подвеске. Она, казалось, светилась собственным внутренним светом, а не только отражала лучи луны. Впервые я заметил, что кристалл, красовавшийся посередине, не просто зеленого цвета, как я считал раньше. Наклонившись ближе, я рассмотрел фиолетовые и синие завитки, мерцавшие под поверхностью, алые искорки, пульсировавшие, словно тысячи крошечных сердец. Кристалл походил на глаз живого существа.

«Галатор. — Слово это неожиданно возникло у меня в мозгу. — Он называется Галатор».

Я в недоумении покачал головой. Откуда взялось это слово? Я не помнил, чтобы кто-нибудь произносил его при мне. Должно быть, я услышал его на деревенской рыночной площади, где звучало множество наречий — кельтское, саксонское, латинское, гэльское и другие, еще более странные, где они сталкивались и сливались. А может быть, я слышал его в какой-нибудь легенде, рассказанной Бранвен — в них часто встречались слова из греческого, еврейского языков, языка друидов и прочих.

— Эмрис!

Ее резкий шепот перепугал меня, и я даже подскочил на месте. На меня смотрели синие, как небо, глаза женщины, которая делила со мной жилище и хлеб — но больше ничего.

— Отчего ты проснулась?

— Не знаю. Ты странно смотрел на меня.

— Не на тебя, — ответил я. — Я смотрел на твою подвеску. — Повинуясь странному импульсу, я добавил: — На твой Галатор .

Бранвен ахнула и быстрым движением спрятала кристалл за ворот платья. Затем, изо всех сил стараясь говорить спокойно, произнесла:

— Не помню, чтобы я упоминала при тебе такое название.

Я распахнул глаза.

— Ты хочешь сказать, что это настоящее слово? Что это верное слово?

Она задумчиво рассматривала меня, открыла было рот, чтобы что-то сказать, но удержалась.