Дэвид Эдисон - Машина пробуждения

«БегиЛетиКричиВзрывай! ВзрывайКричиЛети! БегиКуперБеги! СпасайсяСпасайсяСпасайся!»

У Купера перехватило дыхание – это же была она, эср! Все получилось. Как-то, вопреки любой известной ему логике, он все же понимал, что разыгранный им гамбит сработал, – она сумела вырваться. Купер громогласно рассмеялся, привлекая к себе полные злобы взгляды разъяренных Мертвых Парней и Погребальных Девок, и в особенности это касалось Марвина, который лишь мгновение назад без шума и пыли прибрал к своим рукам былое могущество Гестора. Прибрал, не получив с того никакой выгоды. «Оттоком» завладел хаос.

Один только лич сохранял несокрушимую неподвижность, зависнув над мельтешащими вокруг него приспешниками. Купер наблюдал эту сцену лишь краем глаза, провожая взглядом сверкающий след, оставленный освобожденной эср, – она летела по прямой, как стрела, траектории прямо к Куполу. От лича прямо-таки волнами растекались неуверенность и всепроникающее отчаяние.

Затем над всеобщей суматохой пронесся дикий крик, и Марвин раздраженно повернулся на шум. Лич все еще хранил неподвижность, когда через толпу к нему устремился серый ком ненависти. Эшер вырвался из рук своих пленителей, и лицо его исказилось в гримасе каменной гаргульи.

– Больной ублюдок! – прокричал Эшер, сверля нежить взглядом.

Купер возликовал. Лич поспешил укрыться за спиной Марвина.

Эшер мчался с такой скоростью, что казался размытым дымчатым пятном. Затем серая ладонь прямо на глазах у Купера обрушилась на нового предводителя Мертвых Парней, подобно лезвию топора, и уже в следующее мгновение Марвин обнаружил, что начисто лишился правой руки и что через все его тело от сочленения шеи с ключицей и до самого низа грудной клетки, обнажая рассеченные ребра, протянулась извилистая рана.

Разрубленный почти пополам, Марвин безмолвно осел на колени, а из его рта хлынули фонтаном кровь и ошметки легочной ткани. Затем Мертвый Парень повалился набок, и алая пенящаяся влага залила его жалкие татуировки.

Не бросив ни единого взгляда на свой уничтоженный человеческий щит, лич поспешил ретироваться.

Эшер пролетел вперед по инерции, яростно сверкая глазами, не обращая внимания ни на что вокруг. Затем он поскользнулся и сбился с шага, начиная заваливаться, но тут возле него очутилась Сесстри, сбежавшая от отвлекшихся охранников. Для Купера время тянулось, словно густой мед: слезы и слюна Эшера замерли в полете россыпью бриллиантов, и великан медленно валился в распростертые объятия Сесстри; лицо женщины выражало смятение, ее волосы развевал бушующий ветер, а взгляд метался с обезумевшего любовника на окровавленную груду, еще недавно являвшуюся Марвином, Причиняющим Боль. Она оказалась права – поступок Эшера оказал поистине разрушительное воздействие. Прочие Мертвые Парни и Погребальные Девки отступали от трех выживших пленников, будто бы подхваченные ударной волной; их глаза отражали охватившую их слабость, разливавшуюся подобно густой черной жиже по этой бесконечной ночи.

Еще с полминуты Купер просто стоял и смотрел, как умирает Марвин, вспоминая прикосновения лезвий и кровь, стекающую по спине. И когда губы Мертвого Парня посинели, Купер наклонился и, приподняв того за волосы, прошептал:

– Я говорил тебе, что мне очень жаль, глупая трата плоти. Говорил, что ничто еще не кончено. Где бы ты ни проснулся в следующий раз, ты навсегда запомнишь нью-йоркского засранца, запомнишь, как он смеется, стоя над твоим бесполезным, никчемным трупом… И даю тебе свое слово, слово шамана: как бы далеко ты ни удрал, жизнь всегда будет вытирать об тебя ноги. Я повидал разные миры и осознал, что ты не более чем ничтожество.

Затем он спихнул труп Марвина с крыши и вдогонку ему прокричал:

– Сегодня ты полетишь с Мертвыми Парнями!

Потом он повернулся к Эшеру и Сесстри, стоявшим, сжимая друг дружку в объятиях, и ошеломленно наблюдавшим за Купером. Еще три дня назад он был бы напуган, но последние часы изменили его – часть его души стала сильней, а другая часть была замещена пониманием смерти, магии и тайных знаний. Он не был тем человеком, что недавно проснулся в желтой траве. Уже нет.

– Я готов быть спасенным, – заявил Купер, поворачиваясь изуродованной спиной к остальным и направляясь тяжелой походкой к лестничному колодцу в центре крыши. – Если, конечно, на эту ночь мы поубивали достаточно негодяев.

Дорд-сенатор Мнер Братислава Умер в уборной со спущенными штанами, одновременно пытаясь справить нужду и выжить. Возможно, он знал своего Убийцу или, во всяком случае, не совсем был захвачен врасплох, учитывая, что ему хватило времени, чтобы задействовать всеобщую тревогу. Истинная Смерть не оставляет тел, только эфемерный отпечаток, так что, если бы лорд-сенатор не успел взбудоражить весь Купол, вполне возможно, что поиски места его Смерти заняли бы немало дней – огромное строение накрывало площадь большую, чем многие мегаполисы, а в дела членов Круга Невоспетых предпочитали не лезть. Лорды частенько пропадали на целые недели, прикрываясь улаживанием дел, хотя, как правило, в этом случае они просто отправлялись гулять по шлюхам, просаживать деньги в азартные игры или же кувыркались с любовниками в пьяном угаре.

Мальва Лейбович, знавшая многие их тайны и намеревавшаяся разгадать оставшиеся, стояла посреди библиотеки лорда-сенатора, уперев руки в бока и яростно сверкая глазами. Серые как сталь волосы были забраны в некое подобие плюмажа полководца, придавая Мальве властности, которую мало кто из придворных дам осмелился бы оспорить. Одеяние из полуночно-черного кашемира с золотой и белой искрой туго обтягивало ее плечи, но обладало широкими рукавами, а также высоким свободным воротником, – глядя на Мальву, нетрудно было понять, как ей удалось завоевать уважение Круга. В правящем совете заседали лишь три женщины на все двадцать три рода, и Мальва пользовалась легендарным статусом. Она была одной из немногих, осмелившихся бросить вызов самому Ффлэну, когда тот решил их заточить; она переспорила «Гилдворкс Юнайтед», когда те попытались установить третичный водный налог, и стала единственной, кому удалось остановить Мнера Братиславу после второй волны Смертей, когда Круг готовился к гражданской войне, а лорд-сенатор жаждал крови. А теперь, после того как этот невыносимый ублюдок Умер, именно ей предстояло разгребать оставшееся после него дерьмо – как в переносном, так и в прямом смысле.