Элвин Гамильтон - Потомки джиннов

— Ради своей страны я готов на всё, Амани, — продолжал между тем султан. — Хотя… пожалуй, Кадира, не будь состязаний, едва ли сделал бы наследником. — Он задумчиво покрутил в руке бокал.

— Кого же тогда? — с усмешкой спросила я, сильно сомневаясь, что он сам настолько знает своих сыновей, чтобы выбирать с толком.

Однако султан воспринял вопрос серьёзно.

— Рахим куда сильнее, чем казался мальчиком… — Брат Лейлы, принц в военной форме, который поспорил с Кадиром на приёме. — Мог бы стать хорошим правителем, не будь так подвержен эмоциям. — Звёздный свет из-за стеклянного купола блеснул на ободке бокала. — И всё же самым лучшим выбором был бы Ахмед, вырасти он во дворце.

Я опешила.

— Мятежный принц? — с опаской выговорила я. Разговор переходил опасную черту.

— Мой сын верит, что помогает своей стране, и я знаю, что верит искренне. — Султан назвал Ахмеда сыном, и тот тоже всегда называл его отцом. Жинь — никогда, только султаном, словно стремился разорвать всякую связь, но эти двое, судя по всему, не спешили. — Беда с верой в том, что она не всегда бывает права.

Где-то в дальнем уголке шевельнулось воспоминание. Как-то ночью у костра в пустыне Жинь заметил, что вера и логика говорят на разных языках… но что у нас осталось, помимо веры?

Султан опустил бокал, вытер пальцы от соуса и достал из кармана знакомый листок желтоватой бумаги, сложенный в несколько раз и уже потёртый на сгибах, словно его много раз складывали и разворачивали. Перед глазами мелькнуло солнце Ахмеда. «Новый рассвет, новые пески!»

— Намерения у него очень даже благородные, — вздохнул султан, — но ты сама была сегодня на переговорах, Амани. Как думаешь, знает мой сын, сколько оружия мы можем поставить галанам, не перенапрягая собственные ресурсы? Известно ли ему, что у альбийской королевы, последней чародейки в великом роду, по слухам, почти не осталось магии, чтобы защищать свою страну, а сичаньский император ещё не назначил наследника, и его страна сейчас на пороге смуты?

Он и в самом деле ждал ответа.

— Не знаю, — сказала я правду, покачав головой.

Ахмед не посвящал меня слишком глубоко в свои дела. В то же время, полная честность требовала другого ответа: «Нет, он не знает».

— Будь наш мир проще, мы могли бы существовать, даже не замечая других стран. — Султан разгладил листовку на столе. — Однако существуют границы, за которыми есть не только друзья, но и враги, а я, в отличие от моего сына, не готов ставить под ружьё всех от мала до велика, чтобы отбиться. Как думаешь, сколько мираджийцев уже погибло в ходе его мятежа, за его благородные убеждения?

В памяти всплыло личико Ранаи, маленькой демджи из Сарамотая. Случайная пуля, и крошечное солнышко в её ладошках угасает вместе с жизнью. Армия султана приходила за ней, и если бы не наше вмешательство, то девочка сейчас сидела бы на мягких подушках, чистая и надушенная лавандой, и набивала рот засахаренными апельсинами, а не обратилась в пепел на погребальном костре среди песков.

— Если трон поменяет хозяина, — нахмурился султан, — в Мирадж вторгнутся чужеземные войска. Мой сын идеалист, из таких получаются великие вожди, но хорошие правители — никогда. Поэтому успех его мятежа или даже только ограничение моей власти приведут к тому, что наша страна будет разорвана на клочки чужеземцами. Мирадж перестанет существовать, как уже едва не случилось при моём отце.

В гарем я вернулась ближе к рассвету, чем к сумеркам. Ненавижу тишину. В ней все страхи становятся громче. В старом убежище мятежников никогда не было совсем тихо, даже в самые тёмные ночные часы: звяканье оружия на постах часовых, разговоры шёпотом, шорох бумаг в шатре у Ахмеда, который продолжал беспокойно размышлять и строить планы ещё долго, после того как остальные уходили отдыхать.

Здесь, если какие-то звуки и были, их заглушало журчание ручейков и щебет ночных птиц.

Вытерев о подол пальцы, жирные и липкие от утки с апельсинами, я шагнула в свою комнату и сразу принялась стаскивать с себя одежду.

— Ну и сколько можно вас ждать, юная леди? — Внезапно раздавшийся голос заставил меня подпрыгнуть на месте.

Отпустив подол рубашки, которую уже начала стаскивать через голову, я невольно потянулась за оружием, которого не было. Усталость и растерянность помутили зрение, и в первый миг я разглядела лишь фигуру в халате. Впрочем, халат оказался знакомый, он принадлежал моей подруге Шазад, но едва не лопался на широких плечах и был явно короток. Лицо скрывала куфия, локон песочного цвета выбился из-под неё и свисал на голубые глаза. «Сэм!»

— Какого гуля ты тут делаешь? — прошипела я, нервно оглядываясь, и опустилась на циновку напротив. — Тебя могли увидеть!

— Так многие и видели, — ответил он тоже шёпотом, приоткрывая лицо. На этот раз куфия была завязана правильно — видимо, моя подруга тоже не могла смотреть на такое безобразие. — Только мало ли в гареме женщин? — В самом деле, уж чего-чего, а их тут хватало. — Это Шазад придумала, не хватало ещё, чтобы тебя застали с мужчиной… но одежда её мне немного не по размеру. — Он неловко одёрнул халат.

— Ничего страшного, мне она тоже не совсем впору, — усмехнулась я и тут же нахмурилась. — Жинь так и не вернулся.

Это был не вопрос. Слова вылетели легко, не пришлось даже пробовать их на язык. Иначе Сэм не пришёл бы один.

Альб откинулся на подушки, закинув руки за голову, и лукаво подмигнул.

— Тот брат мятежного принца, о котором все ваши говорят? Небось предпочла бы увидеть его вместо меня на своей постели, а?

— Он вряд ли так легко сошёл бы за женщину, — парировала я и прищурилась: — Ты что, накрасился?

— Самую чуточку, — кокетливо поморгал он. — Тоже Шазад помогла.

— Должно быть, ты ей понравился, обычно она помогает только мне.

— Она так волновалась, когда ты не явилась вечером к Стене… Решила уже, что ты выкинула что-нибудь, как она выразилась, «в духе Амани» и попалась. Заставила весь лагерь паковаться, чтобы сниматься с места, если не встречу тебя до рассвета.

Увлёкшись беседой с султаном, я почти перестала опасаться, и со стыдом вспомнила, что рисковала не только собственной жизнью. Наш лагерь уже раз обнаружили, вполне достаточно.

— Я ждал так долго, — продолжал Сэм, — что уже и сам начал примерять личину Синеглазого Бандита навсегда… но, когда узнал, о каком-таком «духе Амани» шла речь, засомневался в себе. Ты правда бросилась прямо под копыта буракки? Так же и рёбра можно переломать.

— Подумаешь… — Я шутливо закатила глаза, но честно сказать, что подруга зря волновалась, не смогла. В конце концов, буракки и впрямь меня едва не затоптал, а сегодня я отличилась и того пуще — сидела с султаном и обсуждала принца Ахмеда! — Передай Шазад, что я жива и теперь могу разгуливать по дворцу… — Я придвинулась к нему и добавила ещё тише: — А потом скажи, что задержал меня султан, с которым я ужинала.