Валентина Елисеева - Школа Лысой горы. Мой прекрасный директор

Отложив зловредные задачки, Василиса доделала все остальные планы на понедельник. Примитивных заданий не было нигде, так что к двум отложенным задачам она вернулась затемно. Промучавшись еще два часа и не продвинувшись ни на йоту, Василиса прокляла и баньку, и ужин, и все, что вчера отвлекло ее от подготовки к урокам. Вчера минуты не бежали бы так катастрофически быстро, ее не захлестывал бы страх не успеть, мешая сосредоточиться!

Разумеется, никто не обязывает ее слепо следовать планам Елисея Назаровича. Разумеется, эти последние номера можно заменить на другие, которые она решит сейчас за полчаса. Возможно, что на уроке вообще дело до последних задач не дойдет, звонок прозвенит раньше! Можно потратить остатки свободного времени урока на повторение совершенно другой темы или провести на последних минутах опрос по изученному материалу, одним словом – вариантов у учителя есть масса, абсолютно законных и полезных вариантов, но… Дети никогда не узнают о такой замене, но ее обязательно заметит Елисей Назарович и выводы сделает верные. Само собой, он ни слова не скажет Василисе, возможно даже похвалит ее, если она вместо них проведет закрепление изученного материала, и сам разберет эти задания на другом уроке. Никто не пострадает от замещения двух противных задач на менее противные, но…

Но какая девушка захочет выглядеть некомпетентной в глазах мужчины, который ей нравится?!

Нет, Василиса и в голове не держала, что путь к сердцу директора лежит через геометрический чертеж, ей просто хотелось, чтобы Елисей Назарович по-прежнему считал ее очень полезным молодым специалистом, на которого всецело можно положиться, уезжая по делам. Который не станет коверкать утвержденные планы, скрывая собственную неспособность решить те задачи, что должны уметь решать его ученики.

После очередной безуспешной попытки разгрызть этот крепкий геометрический орешек, подкинутый ей наставником, Василиса уронила голову на стол и разрыдалась от бессилия. Капитуляция перед сборником задач казалась ей трагедией вселенского масштаба. Она плакала горько и безутешно, как в далеком детстве, когда бедой кажется всякая малость. Разочарование в своих силах подогревалось проснувшейся болью от одиночества, от отсутствия в ее жизни родных близких людей, которые могли бы ей сейчас сказать: «Это такая ерунда, Василиса! Какие твои годы – еще и не такие задачки решать научишься. Москва не сразу строилась! Гений, – утверждал великий Гёте, – это 1 процент таланта и 99 процентов пота. Трудись – и все получится! Радуйся, что у тебя есть возможность учиться у такого замечательного математика, как Елисей Назарович».

Если бы еще Елисею Назаровичу было семьдесят лет или он не был бы так привлекателен для нее – тогда Василиса со спокойным сердцем заменила бы задания, а по возвращении своего наставника сразу подошла бы к нему, рассказала о возникших у нее сложностях и они вместе решили бы эти задачки. Именно так всегда происходило с ее научным руководителем Львом Германовичем, доставляя одному удовольствие объяснить, а другой – радость понять и навсегда запомнить. Иногда (правда, пока еще очень редко) эти роли менялись, чем искренне гордились оба: и студентка и ее преподаватель. Лев Германович тогда при каждом удобном случае говорил коллегам: «А моя Василиса такую интересную штуку придумала – посмотрите, как изящно у нее всё преобразовать получилось!»

Слезы катились по щекам, а залезшая на стол Галюся торопливо слизывала соленые капли горячим язычком и тихо огорченно попискивала. Глюк вздыхал, укоряя себя, что так бездарно потратил сотни лет, не удосужившись хоть раз заглянуть в учебник и хоть чему-то научиться. И в результате ничем не может помочь своей хозяюшке, поскольку ничегошеньки не понимает в этих замысловатых переплетениях кривых и прямых линий на ее рисунке. Самый практичный подход продемонстрировала Огневушка:

– Директор гневаться сильно будет, что ты что-то сделать не смогла? – спросила она.

Василиса отрицательно помотала головой, сглатывая слезы.

– Неужели накажет?! – испугалась Огневушка, рядом заохал и посерел Глюк.

Василиса вздохнула, икнула и заверила, что директор кричать и наказывать не будет.

– А по какому поводу рыдаем, если директор не накажет и не накричит? – допытывался живой огонек. – Ой, поняла – он тебя из деревни выгонит! Одни мы тут куковать останемся-я-ааа…

Галюся взвыла вместе с Огневушкой, пуская густой пар из ноздрей и сыпля искрами, чуть не воспламенившими все Василисины конспекты, благо, что Огневушка вовремя вмешалась. Глюк метался из угла в угол, переливаясь серыми тонами страха, грусти и безнадежности. Огонь в печке взревел, как раненый медведь, вторя причитаниям Огневушки.

«Дурочка я – так напугать своих друзей!» – ахнула Василиса, поспешно утирая слезы и прокашливаясь, возвращая голос. Ей стало совестно перед домочадцами и стыдно за устроенную истерику.

– Не выгонит, – поспешно заверила она, – ничего директор не сделает, слова плохого не скажет, может – еще и поможет в этих задачах разобраться. Не переживайте, все будет как прежде!

Все вокруг замерли, недоверчиво уставившись в ее лицо.

– Правда ничего не сделает, – подтвердила Василиса. – Все необходимое я подготовила, а эту часть вполне можно заменить.

– А чё рыдала в три ручья?!

– Он… он… директор подумает, что я… глупая я, знаю мало-оо, – Василиса опять не смогла удержать горькие слезинки.

– Тьфу, ты ж, нечистая сила, п о лбу тебя Калиновым мостом! Мы-то испужались…!!! А она…!!! Директору есть о чем думать окромя твоей глупости! Гляди-ка, какая беда великая – подумает, что знает она мало! Тебе лет-то сколько, откелева знать-то все-все можешь?! Ну, хозяюшка, ну…!!!

В кои-то веки проявив редкостное единодушие, Глюк с Огневушкой принялись совместно бранить Василису. Толковали, что горевать надо по серьезным поводам, а не из-за того, что кто-то что-то не так о тебе подумает ! Что они чуть не развоплотились от переживаний, глядя на ее стенания, а оказывается – по пустому делу их хозяйка убивалась! « Молодо – зелено » – было самим мягким из их высказываний.

Растерянная Василиса сконфуженно молчала, признавая свою несомненную вину, почесывала вползшую на колени Галюсю, довольную, что хозяйка наконец-то обратила на нее внимание.

Внезапно все замолчали. Замер даже огонь в печке и вдруг сник, запрятавшись под темные угли. Огневушка скрылась под тлеющими остатками дров, Глюк посерел и исчез на чердаке, Галюся оперативно шмыгнула к спальне, молнией пронесясь по ковру и проскользив когтями по доскам пола. Нырнув под кровать, она затихарилась под пледом.