Нил Гейман - Добрые предзнаменования [litres]

(– Вон он, мистер Шэдуэлл, – вскричал Азирафель, но голос его становился все неувереннее, – в майке…)

Смерть и Адам смотрели друг на друга.

– Ты… один… из нас, – прошипела Война сквозь зубы, похожие на прекрасные пули.

– Все уже сделано. Мы… строим… новый… мир. – Голос Загрязнения был тих, словно струйка из проржавевшей бочки стекали в придорожную канаву.

– Веди… нас, – сказал Голод.

Адама охватили сомнения. Голоса в его голове кричали, что это правда и что ему принадлежит весь мир, и все, что нужно сделать, – повернуться и повести их по этому спятившему миру. Он был одним из них.

И, ярус за ярусом, небесное воинство ждало Слова.

(– И чего, вы хотите, чтоб я в него стрельнул!? Это же мальчонка!

– Э-э… – сказал Азирафель. – Э-э… Да. Может быть, нам лучше немного подождать, как вы думаете?

– Ты имеешь в виду, пока он вырастет? – спросил Кроули.)

Бобик завыл.

Адам поглядел на ЭТИХ. Он был и одним из них тоже.

Просто надо решить, кто же на самом деле твои друзья.

Он снова повернулся к Четверым.

– Задайте им, – спокойно сказал он.

Его голос уже не был вял и невнятен. В нем была странная гармония. Ни один человек не смог бы устоять перед этим голосом.

Война засмеялась и выжидающе посмотрела на ЭТИХ.

– Мальчики, – сказала она, – играют в игрушки. Представьте, какие игрушки я могу вам предложить… какие игры. Я могу заставить вас влюбиться в меня, мальчики. Маленькие мальчики с маленькими ружьями.

Она снова засмеялась, но пулеметная дробь стихла, когда вперед выступила Язва и, дрожа, подняла руку.

Не бог весть какой меч был в ее руке, но это было лучшее, что можно соорудить из двух досок и куска веревки. Война уставилась на него.

– Ага, – сказала она. – Значит, врукопашную?

Она выхватила свой клинок и подняла его кверху, и клинок зазвенел так, как звенит бокал, по краю которого провели пальцем.

Блеснула вспышка, когда мечи соприкоснулись.

Смерть и Адам смотрели друг на друга.

Послышалось жалобное звяканье.

– Не трогай его! – резко сказал Адам, не поворачивая головы.

ЭТИ уставились на меч, который замер на бетонной дорожке.

– Маленькие мальчики, – с отвращением пробормотала Язва. Рано или поздно каждому приходится выбирать, в чьей ты банде.

– Но… но… – запинаясь, произнес Брайан, – ее просто как будто затянуло в меч…

Воздух между Адамом и Смертью начал дрожать, словно в сильную жару.

Уэнслидейл поднял голову и взглянул в запавшие глаза Голода. Он поднял над головой то, что, при изрядном воображении, можно было счесть весами, сооруженными из обрывка той же веревки и пары прутьев. Потом он раскрутил их.

Голод протянул руку, защищаясь.

Снова блеснула вспышка, и пара серебряных весов, слабо звякнув, упала на дорожку.

– Не… трогай… их, – сказал Адам.

Загрязнение пыталось убежать, или, скорее, утечь, но Брайан сорвал с головы пучок травы, наспех связанный в круг, и швырнул его вслед. Этот пучок никак не мог полететь, но какая-то сила подхватила его, и он зажужжал, словно метательный диск.

В этот раз вспышка была тускло-красной и черной от жирного дыма. Она пахла горелым маслом.

С жестяным звяканьем почерневшая серебряная корона вывалилась из столба дыма и, прежде чем замереть, покружилась, словно оброненный грош.

И уже не нужно было говорить, что ее нельзя трогать. Она блестела так, как металл блестеть не должен.

– Куда они делись? – спросил Уэнсли.

ТУДА, ГДЕ ИМ МЕСТО. Адам и Смерть все так же смотрели друг другу в глаза. ТУДА, ГДЕ ОНИ БЫЛИ ВСЕГДА. ОНИ ВЕРНУЛИСЬ В УМЫ ЛЮДЕЙ.

Ухмылка скелета была ужасна.

Послышался треск. Плащ Смерти разорвался в клочья, и развернулись огромные крылья. Крылья ангела. Но не из перьев. Это были крылья ночи, словно прорехи в ткани бытия, в которых только тьма и несколько далеких огоньков, которые могут быть звездами, а могут быть чем-то совсем другим.

НО Я НЕ ПОХОЖ НА НИХ. Я, АЗРАЭЛЬ, СОТВОРЕН, ЧТОБЫ БЫТЬ ТЕНЬЮ ТВОРЕНИЯ. МЕНЯ НЕВОЗМОЖНО УНИЧТОЖИТЬ. ИНАЧЕ ТЫ УНИЧТОЖИШЬ МИР.

Жар их взглядов ослабел. Адам почесал нос.

– Ну, не знаю, – сказал он. – Есть один способ. – И он ухмыльнулся в ответ.

– В любом случае все это нужно прекратить, – сказал он. – Всю эту возню с машинами. Ты пока еще должен делать то, что я тебе говорю, а я говорю, что это нужно прекратить.

Ангел Смерти пожал плечами. УЖЕ ПРЕКРАТИЛ, сказал он. БЕЗ НИХ (он показал на жалкие останки двух Всадников и Всадницы) ВСЁ ОСТАНОВИЛОСЬ. ТРИУМФ ОБЫЧНОЙ ЭНТРОПИИ. Он поднял костлявую руку, словно салютуя Адаму.

ОНИ ВЕРНУТСЯ, сказал он. ОНИ ВСЕГДА РЯДОМ.

Крылья хлопнули, всего один раз, но с таким звуком, словно ударил гром, и ангел Смерти исчез.

– И отлично, – сказал Адам в пустоту. – Очень хорошо. Ничего не случится. Все, что они начали – должно прекратиться, прямо сейчас!

Ньют в полном отчаянии уставился на компьютерные стойки.

– Наверное, где-то есть инструкция, или еще что, – сказал он.

– Можно посмотреть, нет ли у Агнессы чего-нибудь на этот счет, – предложила Анафема.

– Конечно, – с горечью в голосе отозвался Ньют. – Ну и какой в этом смысл? Устроить диверсию с электроникой двадцатого века, глядя в инструкцию из оружейной мастерской века семнадцатого? Что могла Агнесса Псих знать про транзистор?

– Ну, что до транзисторов, так мой дедушка с большим успехом истолковал предсказание 3328 в 1948 году и очень удачно вложил деньги, – заметила Анафема. – Она не знала, как это будет называться, разумеется, и вообще не очень хорошо себе представляла, что такое электричество, но…

– Это был риторический вопрос.

– И вообще, тебе не нужно, чтобы все это заработало. Тебе нужно, чтобы это перестало работать. Для этого требуется не знание, а наоборот – невежество.

Ньют застонал.

– Ладно, – покорно сказал он. – Давай попробуем. Тяни предсказание.

Анафема вытащила карточку наугад.

– « Он Есть не То, что Говорит о Себе », – прочитала она. – Номер 1002. Вот и все. Есть идеи?

– Ладно, слушай, – убитым тоном сказал Ньют, – я знаю, сейчас не время это говорить, но… – он сглотнул, – на самом деле я не так уж хорошо обращаюсь с электроникой. Совсем не хорошо.

– Ты же, по-моему, сказал, что ты компьютерщик.

– Это было преувеличение. То есть это было очень большое преувеличение, просто больше некуда, на самом деле это, наверное, даже можно назвать перегибом. Я бы даже, скорее всего, был бы недалек от истины, если бы сказал, что это было… – Ньют закрыл глаза, – уклонением от прямого ответа.

– То есть враньем? – ласково уточнила Анафема.

– Ну, так далеко я бы не стал заходить. Хотя, – добавил Ньют, – на самом деле я не компьютерщик. Совсем нет. Даже наоборот.