Надежда Попова - Тьма века сего (СИ)

— Урсула, как мы знаем, добиралась до него и пыталась с его помощью совершать какие-то манипуляции, — сказал Мартин с расстановкой. — Также мы знаем, что у нее серьезный пунктик на правильном питании и вообще единении с Господним миром и созданной Им природой. Не вышло ли так, что из-за ее неумелых действий из магистериума выплеснулось нечто, что отчасти исполнило ее желание? Вот птица. Ей, судя по ее виду, вообще ничего есть не требуется… да и ничего не требуется. Она просто живет, и все. Технически, так сказать. А Урсула… Либо она себя как-то защитила, либо камень ударил по площади, но не задел ее, стоящую рядом, либо… Не знаю. Но чем не версия?

— Версия любопытная, — хмуро согласился Курт. — И еще любопытней будет, если она сумеет это повторить, когда мы до нее доберемся. Мы будем стоять на месте, как эта кукушка, а сия дамочка будет переходить от одного к другому и взрезать глотки. Или начнет ставить свои эксперименты по превращению людей в коров.

— Учтем это, — подытожил стриг и, подумав, положил кукушку на траву. — И будем предельно внимательны. Идемте-ка дальше.

— Да, — с готовностью согласился Грегор и, мельком бросив взгляд на лежащую в траве птицу, торопливо зашагал вперед.

Такую же недвижимую, но живую и с виду здоровую мышь стриг заметил в траве спустя несколько минут. Потом снова была птица, на этот раз прямо на земле, лежащая на боку и смотрящая перед собой невидящим взглядом, потом еще одна и еще несколько, и снова мышь… А потом внезапно, так, что Грегор тонко вскрикнул, из-за кустарника возник медведь. Зверь стоял на всех четырех лапах, опустив морду к земле, и на очутившихся прямо перед ним людей даже не обернулся.

— Я не знаю, почему это происходит и что значит, — не дожидаясь вопросов, сказал Харт чуть слышно, на всякий случай сделав шаг назад и в сторону. — Но если это и впрямь действие камня, нам стоит закончить с ним побыстрее.

Фон Вегерхоф, помедлив, неторопливо приблизился к медведю, зайдя сбоку, осторожно протянул руку и коснулся ладонью огромной бурой головы. Зверь шевельнул ушами, отстраненно, словно в задумчивости, моргнул и повернул голову к коснувшейся его руке. Он не обнюхал отстранившуюся ладонь, не сместил взгляд на стоящего рядом, лишь снова застыл, не издав ни звука, не сделав ни шага и ни движения.

— Он тоже жив, — сказал стриг, возвратившись. — Он дышит, я слышу его. Бьется сердце. И я бы даже не сказал, что бьется редко или слишком медленно — это просто сердце существа в полном покое.

— В задницу такой покой… — пробормотал Курт, покосившись на огромную пасть, и кивнул вперед: — Давайте-ка, в самом деле, поторопимся.

Животные попадались еще несколько раз, но снова мелкие — мыши или белки, такие же застывшие, словно неживые, и множество птиц, от мелких певчих до хищных; они сидели на ветвях, на земле, лежали в траве, иногда уже присыпанные прошлогодней листвой и пылью…

Проводник вдруг остановился — так внезапно, что идущий следом Курт едва не налетел на него, и было слышно, как он глубоко и с тихим хрипом, точно больной, втянул в себя воздух. Мартин и фон Вегерхоф сделали несколько торопливых шагов вперед, Курт принял наизготовку уже давно заряженный арбалет — и все замерли на месте, глядя перед собою.

Впереди царил хаос. Деревья словно перемешал кто-то исполинской рукой — часть была выворочена с корнем или переломлена у самой земли, и необъятные стволы рухнули, подмяв под себя редкий низкорослый кустарник, часть накренилась и повалилась на более стойких собратьев, часть стояла с голыми ветвями или без ветвей вовсе. Лесовал громоздился всюду, сколько хватало глаз — изгибаясь заметной дугой по обе руки и уходя далеко вперед, в пологий овраг.

— Это что? — тихо спросил Мартин, и Харт так же чуть слышно ответил:

— Я говорил, что мы торопились унести ноги?

— И… что там случилось?

— Мы не знаем. Нам, выжившим, посчастливилось оказаться далеко от тех, кто сошелся у самого магистериума.

— И сколько еще идти?

— Он рядом, — тихо ответил Грегор. — Осталось чуть-чуть.

— Рядом, — повторил Мартин нарочито бодро. — У тебя, я смотрю, как у Господа Бога — один день как тысяча лет… Ловушек по-прежнему нет?

— Ни одной. И больше не будет, в этом я уже уверен.

— В таком случае, теперь впереди я, — кивнул Курт и, окинув взглядом вал древесных стволов, двинулся вперед, обойдя первый из них и перешагнув верхушку второго.

Фон Вегерхоф догнал его, молча пойдя рядом, а оба Харта и Мартин двинулись следом, тоже в полной тишине. Тишина была абсолютной, той редкой степени, когда приходило понимание, что определение «могильная» — действительно может не быть иносказанием; совершенное, беспросветное безмолвие распростерлось над изувеченным лесом с редкими уцелевшими деревьями и ринувшимся в рост кустарником, освобожденным от ига древесных крон. Птиц и зверей, впавших в это неведомое оцепенение, уже не встречалось, но теперь там и тут попадались в высокой траве кости — мелкие, выбеленные солнцем, и крупные, еще покрытые полусгнившей, подсушенной солнечным жаром, темной шкурой.

С каждым шагом идти становилось все тяжелее — поваленные деревья попадались чаще, нагромождение стволов теснилось плотнее, и где-то приходилось не огибать завалы стороной, а перебираться поверх, страхуя друг друга. Теперь попадались деревья и пни, опаленные ударами молний, дважды повстречались и темные пятна на земле — трава и почва были не просто обуглены, а прожжены столь глубоко, что до сих пор ни единой зеленой травинки не проклюнулось, и под ногами хрустело грязное земляное стекло.

— Похоже, здесь и впрямь было жарко, — пробормотал Мартин. — В самом что ни на есть дословном смысле…

— Тихо!

Грегор выпалил это громким сдавленным шепотом, и Курт остановился, сжав приклад арбалета и сделав шаг назад.

Несколько секунд протекли в тишине; он вглядывался вперед и вслушивался, ничего не видя и не слыша, а застывший, как статуя, Мартин, кажется, вовсе забыл дышать.

— Камень тут, — чуть слышно сообщил Грегор. — Прямо вот тут, рядом совсем.

— Пришли, стало быть, — удовлетворенно констатировал Мартин и, помявшись, нетерпеливо уточнил: — Двигаемся?

— Предлагаю так, — решительно сказал фон Вегерхоф. — Ловушек и искажений больше нет, стало быть, если один из нас уйдет вперед — он не рискует после разминуться с оставшимися на месте из-за шуток Предела. В свете чего считаю самым разумным поступить так: я пойду один и проверю, что впереди, а вы подождете здесь.

— Один? — растерянно переспросил Грегор. — Нет, так нельзя, зачем разделяться? Из этого ничего хорошего никогда не выходит! Я читал такие истории, так всегда бывает, группа разделяется, и все идет наперекосяк!