Надежда Попова - Тьма века сего (СИ)

— Что это? — спросил Грегор ошарашенно, подойдя к чаше, и, протянув руку, тут же отдернул ее, не коснувшись механизма, закрепленного на мраморной подставке.

— Я полагал — вы с отцом нам скажете, — отозвался Курт и обошел тумбу кругом, разглядывая то, что было в центре конструкции.

Друза с полторы ладони высотой, вдвое меньшей ширины, густо топорщилась полупрозрачными кристаллами всех размеров — от крохотных, с фалангу пальца, по краям до высоких и весьма упитанных в центре. По кромке каменную щетку окружали угольно-черные непрозрачные кристаллы, чуть дальше друза была насыщенного темно-красного цвета, зеленея ближе к середине, и центральные высокие кристаллы уже сияли на солнце густым зеленым окрасом без какой-либо примеси. По три одиночных зеленых кристалла крепились к двум кольцам сферы, в третьем кристаллов было два, однако по пустующему гнезду того же размера было ясно, что это не задумка мастера — кристалл выпал или был извлечен из кольца.

— Я… не знаю, что это, — растерянно пробормотал Харт, оглядывая устройство со всех сторон. — Господи всемогущий, я… я понятия не имею, но думаю, что… вот это и есть «поводырь». Вот тут циферблаты, рычаги, сферы, то есть… все это можно как-то двигать, и те самые ключи и настройки, о которых было в дневнике, они должны здесь как-то… настраиваться.

— Как?

— Да вы издеваетесь?! — рывком вскинув голову, свирепым шепотом выдавил бауэр. — Я откуда знаю?!

— Du calme [130] Спокойно, успокойся (фр.). , — не повышая голоса призвал фон Вегерхоф и тоже неспешно приблизился, оглядывая пьедестал, статуи и тела убитых. — Давайте-ка по порядку. Камень мы нашли. Урсулы здесь нет; вероятно, мы и вправду разминулись с нею, стало быть, у нас есть время во всем разобраться. Хотелось бы начать с вопроса о судьбе этих несчастных. Мориц, ты сказал, что всех их знаешь, что это и есть твои соседи, однако описанное тобой столкновение двух сил произошло, как я понимаю, год назад. Верно?

— Да, — не отрывая глаз от друзы, кивнул тот. — И я не знаю, почему они… такие.

— Словно минуту назад умер, — подтвердил Мартин, присев на корточки у одного из тел и коснувшись пальцами щеки покойного. — Уже холодный, но еще не окоченелый, ткани мягкие. Покровы бледные, но не посеревшие.

— Время, — сказал Курт и, переглянувшись с Грегором, уточнил: — В этом ведь может быть дело? Мог магистериум, когда он, если так можно выразиться, полыхнул, выплеснуть из себя… нечто, что… смяло время в этом месте? Тогда объясняется и вид тела при выходе из каведиума — по нему ударило волной времени… разных потоков.

— Наверное, — беспомощно оглянувшись на отца, ответил тот неуверенно. — По крайней мере это единственное логичное объяснение, как мне кажется. И тогда выходит, что там, за стенами, время идет, а здесь оно остановилось.

— Но мы же двигаемся в нем, — возразил Мартин, поднявшись, и огляделся, окинув взглядом статуи и бассейн. — Вода льется… не знаю, откуда и как, но это неважно — она двигается. Здесь чувствуется сквозняк, солнце над головой сошло к горизонту ниже, чем было, когда мы вошли в дом, стало быть, и оно движется как должно.

— Возможно… это время как-то заморозило в себе убитых, но потом… вокруг них оно потекло как прежде, а они так и остались в нем… Господи, я не знаю, — обессиленно развел руками Грегор. — Если даже отец не понимает, что происходит, уж я-то тем паче. Я, кажется, сейчас и вовсе свихнусь.

— Он живой… Живой! — торжествующе сообщил Харт, и его лицо, обращенное к механизму, озарила неподдельная, почти по-детски искренняя улыбка. — Магистериум активен, я чувствую!

— Это действительно радостная новость, или это радость исследователя, готового умереть рядом с открытием? — серьезно спросил Курт, и тот закивал:

— Это отличная новость! Камень жив, и мы сможем… ну, что-нибудь сможем, — чуть менее воодушевленно договорил он, ощупывая друзу кончиками пальцев аккуратно и почти нежно. — Надо только разобраться в поводыре и как камни связаны с ним…

— Всего-то, — кивнул Мартин, продолжая разглядывать статуи.

Курт подошел к нему, встав рядом, и тоже всмотрелся в застывшие фигуры, взирающие на происходящее невозмутимо и молча. Статуи притягивали взгляд, и вместе с тем было в них что-то отталкивающее; в них не было условности, столь прочно прижившейся в современной живописи, но не было и реалистичности античных римских статуй, на коих можно было изучать строение человеческого тела вплоть до каждой мышцы. «Как живые» — это неотступно приходило в голову, но живость эта была какой-то чуждой и нечеловеческой во всем, от пропорций до выражения мраморных лиц. У каждой статуи была одна бронзовая деталь, и это странным образом примиряло их с реальностью, словно подчеркивая искусственность, рукотворность, о которой, если долго всматриваться, можно было и забыть…

— Нетипично, — согласно кивнул Мартин на его невысказанный вопрос. — Весь этот дом, этот каведиум, обстановка — все это попахивает Римом за пару веков до Христова Рождества, а это…

— Лет за пятьсот до, — договорил Курт тихо.

— Какой… эклектизм [131] Смешение, соединение разнородных стилей, идей, взглядов. Термин введён в употребление во II веке родоначальником философской школы эклектизма Потамоном. , — поежившись, сказал Грегор, тоже сделав два шага вперед, и остановился, не приближаясь к изваяниям. — Я не большой знаток, но это явно римские боги в лидийской манере. Должен сказать, меня их стиль немного пугает…

— Вот это Юпитер, — указав на крайнюю статую с двухконечным бронзовым дротиком в руке, уверенно сказал Мартин. — Это, я так полагаю, подразумевалась молния. Дальше… Вон тот…

— Вулкан? — предположил Грегор. — Безбородый, но он держит в ладонях огонь, и я не знаю, кто бы еще это мог быть.

— Сатурн, — продолжил Курт, указав на фигуру с серпом, похожим на маленькую косу.

— А эта? — Грегор медленно подошел ближе к женщине, держащей в ладони веревку с навязанными на ней узлами — по всей длине, через равные промежутки. — Что-то и в голову ничего не идет…

— Веревка… — задумчиво произнес фон Вегерхоф, тоже подойдя и оглядывая каменную деву, смотрящую прямо перед собой. — Связывающая… Нет, это измерительная веревка. Богиня, которая измеряет…

— Измеряет, уточняет… «мера всех вещей»… — продолжил Мартин и, щелкнув пальцами, кивнул: — Минерва!

— Похоже на то, — согласился стриг, кивнув на последние неопознанные статуи. — А те двое?

— Из нас всех здесь ты самый начитанный историк, — усмехнулся Курт, прошагав к статуям ближе и оглядел их — молодого мужчину с обвившими вытянутую руку двумя змеями и убором из волчьей головы и старика без какого-либо атрибута, со слепыми бронзовыми глазами без радужки. — Мои познания в этой сфере болтаются где-то около напольной плитки.