Надежда Попова - Тьма века сего (СИ)

Тогда все это, даже стычки из-за глупого необдуманного слова, обставлялось со звериной серьезностью, и каждый драчун мнил себя защитником истины и чести. Сейчас все было всерьез на самом деле, но избавиться от ощущения искусственности, наигранности из-за этого проклятого déjà vu Курт никак не мог.

Впрочем, Фридрих был с майстером инквизитором всецело согласен, однако долго и тщательно лелеемый им замысел невиданного прежде ночного рейда в стан герцога силами не менее половины имевшихся зондергрупп при поддержке сводного фанлейна бойцов, отобранных из всех легионов по умениям драться и убивать врассыпную не хуже, а то и лучше, чем в строю, не был осуществлен по простой и нехитрой причине: те, кто могли бы его осуществить, вымотались на дневном переходе сквозь грязевые трясины ничуть не меньше любого другого бойца или рыцаря, и такой налёт был бы чистым самоубийством, притом без серьезного ущерба противнику. Идея начать сражение внезапно, до первых лучей солнца, едва загоревшись, потухла по той же причине; армия требовала отдыха телесного и душевного, на каковой и без того осталось жалких часов пять.

Посему все шло установленным чередом — как века назад, когда на этих же холмах так же становились лагерем римские легионеры… Хотя, быть может, и не на этих, и не на холмах, а где-то в поле чуть дальше на юг или запад, подле Санкт-Пёльтена. Века назад этот город звался иначе — Элиум-Цетиум. А еще прежде того — Бог знает как, того история не сохранила. Историю пишут победившие, как верно заметил однажды Сфорца… История не знает, ворвалась ли та Империя в это безвестное поселение на силе мечей и осадных машин, или жители, вовремя осознавшие, что сопротивление бесполезно, просто молча дали ей войти. Так же, как оставшиеся без защиты горожане позволили это три дня назад — теперь уже другой Империи.

Века назад там, позади австрийского войска, когда-то не было замка и не было пригорода — был крохотный поселок вокруг колодца, и его имя тоже затерялось в прошлом. И кто знает, не канет ли так же в Лету нынешнее название вместе с самим замком…

Однажды канет. И это именование, и этот замок, и эта Империя, стоящая сейчас на пороге либо своего возвышения, либо бесславной гибели — все это однажды будет сожрано равнодушным временем, чем бы ни завершилась и эта битва, и все те, что еще будут. «Где теперь Рим, покоривший полмира? Где империя Александра Великого? Где все то, что было? Разрушилось, исчезло, пало во прах истории. И однажды все то, что мы делаем, тоже пойдет прахом»…

Возможно, Мартин увидит то, о чем говорил. Спустя еще век или два, или пять — если время не поглотит его самого. Если не станет одним из тех, о ком говорят — "ceciderunt in profundum" [196] Пали в бездну (лат.). . Если он выживет этим утром. Если не будет сам — pulvis et umbra [197] Прах и тень (лат.). .

Это утро было похоже на начало шахматной баталии — фигуры аккуратно и сосредоточенно расставлялись в нужном порядке, крестьяне [198] Пешки. готовились скатываться с доски и исчезать в небытии, пробивая собою путь для идущих следом, башни [199] Ладьи. готовились держать удары, скороходы [200] Слоны. изготовились мчаться самыми немыслимыми путями. Человеческие жизни и судьбы таяли, растворялись в этом море мечей, доспехов и голосов, сливаясь в единые множества, в легионы, отряды, крылья, фланги…

Вот только в этой партии королей все-таки можно убивать.

Уломать Фридриха остаться в стороне от боя не удалось; вообще говоря, на это особенно не надеялись ни Курт, ни епископ фон Берг, ни Альта, ни прочие приближенные и удаленные. Все так же, как и сам Император, понимали: в этой битве, сегодня, сейчас — он должен быть вместе с армией, должен быть впереди, должен вести ее, вести ad verbum [201] в буквальном смысле (лат.). , а не фигурально. Если тот, кто звал идти вперед, на мечи и копья врага, сквозь огонь и малефические удары, сам останется прятаться за спинами умирающих — потом, после победы, молва ему этого не простит.

И пока в предутреннем полумраке десятки тысяч фигур выстраивались на этой бескрайней доске, оставшаяся в лагере Альта приготовляла себя к собственной партии — на том поле боя, которого Курт видеть не мог и на котором не мог ни помочь, ни защитить. В шатре майстера инквизитора, за опущенным пологом, горели светильники и разносился аромат благовоний, а в центре пристроился низкий, похожий на широкую скамейку, маленький столик, который Альта полушутя звала «походным алтарем». Столик был укрыт аккуратно расправленной алой бархатной тканью, поверх коей разместились какие-то обструганные палочки, короткий нож, виток толстых ниток, кусок воска с прядью волос, бусина богемского граната — точно такая же, какую с самого начала этого похода носил на тонкой цепочке Фридрих…

— Алый бархат и благовония необходимой частью не являются, — с напускной улыбкой пояснила этим утром Альта. — Просто нужны мне для… гештальта . Ну, когда ты смотришь на облако и видишь там лошадь, или нет, даже не так — когда ты смотришь в полутьме на складку полога шатра и видишь чье-то лицо. И запахи — они помогают вспомнить то, что было где-то или — наоборот, сосредоточиться на том, чего здесь нет и быть не может. Мама все это могла бы организовать на голой земле под дождем в глухом лесу, а меня Конгрегация испортила тягой к уюту и красиво обставленным церемониям.

Ни Курт, ни Мартин ответить на ее улыбку так и не смогли — лишь бросили молча взгляд на столик за ее спиной, и никак не удавалось отделаться от чувства, что он вот-вот исчезнет, а вместо него явятся зияющие врата, куда эта женщина в сером платье сейчас сделает шаг — и сгинет…

— Ну бросьте, — уже серьезно вздохнула Альта. — Фридриха вы провожали к войску бравурными напутствиями, а меня уже похоронили?

— Нет, — коротко возразил Мартин, шагнув вперед, обнял сестру, прижав к груди, и уверенно сказал: — Ты справишься.

— А куда я денусь… — тихо пробормотала она и, высвободившись, отступила назад, деловито распорядившись: — Сидеть молча. Дайте мне втянуться. Потом можете разговаривать, но негромко. Меня — не трогать. Что бы ни случилось, как бы я ни выглядела, как бы себя ни вела и что бы ни происходило. Помочь все равно не сможете, а вот помешать — еще как.

Курт кивнул.

Сидеть молча…

Сидеть молча им с Мартином предстояло вдвоем: в этот бой стригу категорически запретили соваться, и тот, в отличие от Фридриха, перечить не стал. В этом бою не будет участвовать и Хагнер, в этом бою не будет вообще никого из тех, кто потом войдет в группу, чьей задачей станет Косса; эти люди и хранимое ими оружие сейчас были самым ценным в этой армии, а посему и все они тоже были здесь, в относительно безопасной части лагеря.