Надежда Попова - Тьма века сего (СИ)

— Перемены. Перемены, — повторил Гейгер. — Так она сказала.

— И все?

— «Грядут перемены, судьба Господнего мира вершится рядом с нами». Это ее слова.

— Где именно вершится? В Пределе?

— Не знаю.

— Так у нее есть книга?

— Да, — снова улыбнулся паломник. — И на вашем месте я бы боялся.

— А мы боимся, — кивнул Курт серьезно. — Откуда она у Урсулы?

— Я не знаю. Не спрашивал.

— Почему ты не ушел с ней?

— Я должен был узнать, есть ли у Конгрегации expertus, способный войти в Предел, и может ли на самом деле Грегор ходить в нем, есть ли возможность погони. Если нет — мне надо было просто сидеть на месте, она нашла бы способ меня забрать. Если да — я должен был любой ценой напроситься с вами. Когда мы дойдем до камня, мы убьем вас.

— А завидная самоуверенность…

— Вы сами сказали, майстер Гессе, вы мало что можете противопоставить ей. И скорее всего — умрете. И моя откровенность сейчас — не более чем моя добрая воля.

— И желание выговориться. Оно всегда вас подводит… Ведь на самом-то деле любой хочет рассказать о своих тайнах; любой . Это сущность людской души, Йенс. Да и не слишком приятно умирать за идею в руках инквизитора с репутацией и фантазией — у такого славная гибель может растянуться часа на четыре по меньшей мере, и разум подсказывает, что все сказанное так или иначе было бы сказано. Только в случае плохого расклада не получилось бы держать эту снисходительно-самоуверенную маску… А на случай, если тебя раскроют — она оставила тебе инструкции?.. Что, не оставила? — вкрадчиво уточнил Курт, не услышав ответа. — Или все-таки что-то сказала? Например, что она появится и вмешается, и спасет тебя?

— Нет, — отозвался Гейгер твердо. — Этого мы не обсуждали.

— Серьезно?.. Ну положим. Но ты-то об этом думал. И сейчас думаешь. И не понимаешь, почему ее здесь нет, почему она тебя бросила… снова. И все, что тебе остается — утешать себя мыслями о нашей скорой смерти от ее руки. Потому ты и так многословен — с одной стороны, тянешь время в надежде, что она все-таки появится и поможет тебе, а с другой — накручиваешь сам себя, чтобы было хоть что-то относительно приятное в происходящем. Хотя бы мысль о том, что всем нам будет плохо — когда-нибудь.

— Или просто мне приятно раскрывать эти тайны, зная, что вы напрасно радуетесь и все это не выйдет за границы Предела? — усмехнулся паломник.

— Был один человек, который сказал мне примерно то же самое двадцать шесть лет назад. Однако я, как видишь, все еще жив, а он — знаешь, что с ним случилось потом?

— Ну?

— Примерно вот это, — сказал Курт и сжал палец на спуске.

— Мать… — растерянно проронил Харт, тут же запнувшись и словно подавившись следующим словом.

— Если уж по правде, — медленно, с тяжелым вздохом поднявшись, уточнил Курт, — я его повесил, но не будем придираться.

Он все так же неспешно, в полной тишине, подошел к Гейгеру и остановился. Массивный болт с такого расстояния пробил голову насквозь, снеся внушительный осколок черепа, разметав кровь и мозг вокруг и улетев в густые заросли позади тела. Курт попытался углядеть хоть что-то в густой зелени, потом с сожалением вздохнул и, махнув рукой, возвратился на прежнее место.

— Прекрасно, — недовольно пробормотал Мартин, взирая на неподвижного паломника с откровенной тоской. — Единственный шанс посмотреть на живого виндиго! И ты его угробил.

Недалеко от Констанца, апрель, 1415 a.D..

Фридрих аккуратно убрал упавшую прядь, упавшую на лицо ведьмы, и снова подпер голову ладонью, упершись в подушку локтем. Альта хмурилась во сне. Она часто хмурится во сне. Слишком часто… Снится что-то из работы?.. Он никогда не спрашивал, что происходит на ее службе, доводилось ли применить на практике хоть что-то из всего того, чему ее учили и на что натаскивали, а Альта не рассказывала. Может, просто рассказывать было не о чем, а может, истово блюла предписания о неразглашении — даже ему. Рассказывала только о раненых, к которым ее звали.

Раненых, которых могли поставить на ноги или хотя бы сохранить по эту сторону бытия только expertus’ы Конгрегации, было не так уж много, но все отнимали немало сил. Так она говорила. Говорила очень спокойно. Она очень быстро научилась говорить об этом спокойно. Первый и единственный раз, когда Альта плакала, был давно, слишком давно. Ей было лет… сколько… четырнадцать, да. Она вместе с Готтер в очередной раз посетила королевский замок, чтобы поддержать здоровье с трудом зачатого и рожденного наследника и его чахнущей матери, и обыкновенно задорная неугомонная девчонка-вихрь в те дни была молчалива, собранна и сама похожа на больную. Сперва Фридрих списал это на усталость, но после, оставшись с нею наедине, не выдержал и спросил… «У меня раненый умер», — тихо ответила Альта и вдруг совершенно по-детски заревела, откровенно и не сдерживаясь. Больше такого не было. Ни разу…

— Ваше Высочество.

Фридрих обернулся на вход в шатер и, увидев тактично смотрящее в угол лицо, осторожно поднялся и тихо бросил:

— Минуту.

Оделся он быстро, даже торопливо: если уж верный пес Йегер осмелился побеспокоить — дело явно неотложное…

— Ян здесь, — сообщил телохранитель, когда Фридрих вышел, и указал в сторону, где в темноте, едва разгоняемой отблесками костров, маячила неясная фигура. — Сказал — срочно.

— Пропусти, — кивнул он и, возвратившись в шатер, опустил занавес, ограждающий постель от прочего пространства.

Ночной гость просочился внутрь бесшумно, как кот, что всегда казалось Фридриху невероятным для человека комплекции чуть подсохшего дуба. Повязка, закрывающая один его глаз, была испачкана землей, в разводах влажной земли были колени и грудь, на рукаве виднелась явно свежая прореха. Поприветствовав хозяина шатра, он огляделся, задержал на опущенном занавесе взгляд единственного глаза и вопросительно изогнул бровь.

— Можешь говорить, — кивнул Фридрих. — Все свои. Как прошло?

— Как нож в масло, — широко улыбнулся тот и, увидев, как нахмурился принц, уточнил: — Без неприятностей. Тихо вошли, тихо прошли, тихо вышли. Пришлось хорошо поползать, но все живы и целы. Отправил парней спать, сам решил поставить вас в известность безотлагательно. Простите, если разбудил, Ваше Высочество.

— Нет, все верно, спасибо, Ян.

— Свою работу делаю, что ж.

— Вот за это и спасибо, — улыбнулся Фридрих. — Так, навскидку: сложно придется?

— Австрия, знамо дело, не Танненберг… Сложно будет. Но не так уж тяжко. Я б не сказал, что тяжелей, чем в Гельвеции. Сейчас сяду чертить карту, утром явлюсь уже по всей форме и с чем-то более дельным, нежели слова.

— Лучше ложись отдохнуть, время еще есть. Ближайшие сутки я здесь, в Констанц переберусь лишь послезавтра.