Катарина Макги - Принцесса Америки [litres]

Тедди повернулся к ней, игнорируя вызванное собственной персоной волнение.

– Итак, вы ждете шоу? Говорят, это будет нечто абсолютно революционное.

Беатрис заметила, что сестра попыталась отодвинуться назад, но королева положила руки на плечи Саманты и твердо усадила ее слева от Тедди. Беатрис вздрогнула, вспомнив, как они сцепились тогда утром. Ей не хотелось обижать сестру; просто Беатрис остро переживала свой поцелуй с Коннором, и обвинения Сэм застали ее врасплох.

– Да, жду, – ответила она Тедди и посмотрела на Сэм. Может, получится помириться, если втянуть сестру в разговор? – Хотя по-настоящему мюзиклами у нас интересуется Саманта.

– Правда? – переспросил Тедди, глядя на Сэм.

– Беатрис – официальный патрон изящных искусств, а не я, – угрюмо отрезала та и отвернулась к Нине.

Беатрис моргнула, пораженная грубостью сестры, и поспешила объяснить:

– Моя позиция – чистая формальность. У меня никогда не было способностей к музыке.

Тедди еще раз глянул на Саманту, и какая-то тень пробежала по его лицу. Но затем он улыбнулся Беатрис.

– Что, даже не поете?

– Я так ужасно фальшивлю, что меня выгнали из хора еще в четвертом классе.

Но это было еще не все. По правде говоря, Беатрис всегда не хватало терпения на театр, по той же причине, по которой она редко читала романы: у нее не получалось соотносить себя с персонажами. Она вспомнила, как в детстве расстроилась, когда увидела пьесу о принцессе-детективе. Что за беспардонная ложь: принцесса руководит процессом, сама делает выбор? Жизнь настоящей принцессы всегда расписана за нее задолго до ее рождения.

Писателям приходилось выбрать окончание для своих романов, но Беатрис не жила историей. Она и была живой историей, а история, как известно, продолжается вечно.

Беатрис открыла программку и увидела, что вступительный номер исполнит Мелинда Лейси в роли Эмили.

Конечно, поняла Беатрис: следовало догадаться по одному только названию. То была история леди Эмили Вашингтон, Претендентки – или, как настойчиво продолжали называть ее некоторые люди, королевы Эмили.

Единственный ребенок короля Эдуарда I, Эмили, по-прежнему оставалась одной из самых противоречивых, романтичных и трагических фигур в истории Америки. Ее родители сделали все возможное, чтобы устроить для нее брак. Но, несмотря на то, что руки принцессы добивалась половина королей мира – даже ходила легенда, что правители Греции и Испании сражались из-за нее на дуэли, – Эмили отказалась когда-либо выходить замуж. После смерти отца в тысяча восемьсот пятьдесят пятом году двадцатипятилетняя принцесса попыталась предъявить свои права на престол и править самостоятельно.

А затем, проведя лишь день в статусе королевы, исчезла.

Историки все еще обсуждали, что с ней случилось. Преобладающая теория состояла в том, что она пала жертвой интриг своего дяди Джона, который сам хотел стать королем. Но слухи множились, каждый еще более дикий и странный, чем предыдущий: что Эмили влюбилась в конюшего и сбежала с ним, чтобы жить под другим именем; что она стала женщиной-пиратом и шпионила за англичанами; что она сбежала в Париж, взяла имя Анжелика д’Эсклан и вышла замуж за французского дофина, а следовательно, истинными наследниками американского престола являются короли Франции.

– Я не поняла, что представление об Эмили, – тихо призналась Беатрис. – Интересно, что ей уготовят в конце шоу? – Она просканировала список музыкальных номеров в поисках подсказки.

– Мне нравится думать, что она сбежала в безопасное место. Может быть, в Канаду или на Карибские острова. – Тедди оперся на подлокотник между ними.

– К сожалению, «нравится думать» не то же самое, что «верить», – парировала Беатрис. – Судя по всему, ее убил собственный дядя.

– Тот самый дядя – и ваш предок тоже, – справедливо напомнил ей Тедди. – И до вас Эмили была единственной женщиной, которая могла утверждать, что была королевой Америки. Разве вы не хотите, чтобы ее история имела счастливый конец, пусть даже в вымышленном произведении?

Что проку от вымысла, когда есть суровые факты?

– Пожалуй, – уклончиво ответила Беатрис.

Она почувствовала облегчение, когда огни погасли и поднялся занавес, наконец отвлекая от нее внимание Тедди и большинства людей в театре.

Актер в красной куртке и фальшивой короне вышел на сцену в сопровождении актрисы в сверкающей тиаре из стразов: скорее всего, пара играла короля Джона и обреченную королеву Эмили. Оба посмотрели на королевскую ложу прямо напротив них и склонились в глубоком поклоне.

Это была традиция, которая насчитывала уже двести лет и восходила к основанию этого театра: любые актеры, что изображали королевскую семью, должны были преклониться перед настоящими, прежде чем начать представление.

Огни софитов играли на костюме Эмили. Она запела, и остальной мир растворился.

А самообладание Беатрис дало трещину.

Она никогда еще не слышала столь мощную, эмоциональную и пронзительную музыку. Мелодия проникала в самую душу, хваталась за чувства, что сбились там в сердитые узлы, и распутывала их, точно моток ниток. Беатрис наклонилась вперед, крепко сжимая программку. Она чувствовала себя настолько хрупкой и прозрачной, что могла вот-вот рассыпаться.

Эмили пела о государственном устройстве, о наследии и жертве. Пела о любви, которую обрела и потеряла. И когда приблизился конец первого акта – а Эмили завела душераздирающую балладу о том, как ей нужно отказаться от человека, которого она любит, ради блага своей страны, – Беатрис поняла, что дрожит.

Она вскочила на ноги и выбежала, игнорируя потрясенные взгляды родных и Тедди. В коридоре, к счастью, было пусто, за исключением охраны ее семьи, что толпилась за дверью их ложи.

Беатрис не стала слушать приглушенные протесты, не остановилась, даже когда едва не споткнулась о красную ковровую дорожку. Она просто бросилась прочь по коридору, не понимая, куда идет, зная только, что не может остановиться.

– С тобой все в порядке? – Коннор возник рядом с ней. – Этот герцог чем-то тебя расстроил? Если так, я обещаю, что…

– Все нормально. Я просто разволновалась из-за спектакля. – Она попыталась тайком смахнуть слезы, но Коннор заметил и полез в пиджак за платком.

– Ты расплакалась из-за мюзикла, – с явным потрясением повторил он.

Беатрис издала придушенный смешок.

– Знаю, совсем на меня не похоже. – Но с Бала королевы она и не была собой.

Она остановилась на полпути по коридору мезонина. Обрывки музыки дрейфовали сквозь закрытые двери лож. Свет витражных настенных светильников падал на форму Коннора, на его волосы, на расплавленную сталь его глаз. Эти глаза теперь были прикованы к Беатрис.