Галина Гончарова - Маруся. Попасть - не напасть

Приглашение от баронессы, что и неудивительно, он отправил в мусорную корзину, даже не распаковывая. Вот еще не хватало!

Пусть катятся ко всем чертям!

Демидову предстояло лезть в архивы, листать дневники, оставшиеся от предков, собирать информацию. И конечно, удерживать свою империю от распада. Какие уж тут провинциальные балы? Какие тут суаре и рауты?

Перебьются…

Встреча с Марией откладывалась на неопределенное время.

Никогда я не думала, что это так тяжко.

Сергей Петрович, простите меня.

Сергеем Петровичем звали директора нашей конторы еще в том мире. И когда-то мы дружно на него шипели… идиотки.

Если он хотя бы вполовину так же выматывался…

Мне было искренне стыдно за шипение и критику.

Хорошо хоть здесь меня не сильно мучили согласованиями. Есть земля, это моя земля. На ней я могу хоть полигон устроить, хоть пЫлегон. Хоть пылесос поставить.

Есть заключенные.

Строго говоря, если с ними что-то случится, меня начнут трясти. Но не сильно. Так, средне.

Как говорится – у нас по тюрьмам невиновных нет. Если кто туда попал, значит за дело. А кричи там, не кричи о своей невиновности…

Адвокаты здесь есть.

Но отношение к ним… вы же отбросы общества защищаете! И если вы защитите подонка, то все, что он натворит, будет на вашей совести.

Такой вот выверт сознания.

Стряпчие уважаемы, поверенные, судейские…

Но – не адвокаты.

Мне, кстати, намекнули, что надо бы обзаводиться поверенным, есть вещи, которые приличная барышня сама решать не должна. Но я пока мещанка, так что…

Половину правил я могу аккуратно игнорировать. Все знают, что я знаю, что они знают, но пока не на виду – можно.

Но это я отвлеклась.

Сложно налаживать дело с нуля. Очень сложно.

Постоянно чего-то нет, чего-то не хватает, приходится составлять списки, переносить работы…

Не могу я все предусмотреть!

Физически – не могу!

Хотя честно пытаюсь.

А тут еще…

В первый же рабочий день в Лощину заявился отец Николай. Тот, который ее освящал.

Поздоровался, благословил сначала персонально меня, потом стражу, потом всех остальных… вот ведь сила! Я смотрела, как заключенные подходят за благословением… они это искренне делали!

Вот не соврать – у нас половина политиков до их искренности не дотягивает, те по обязанности руками машут, а тут – истовость в каждом движении.

Да, что-то мы безвозвратно потеряли.

Поп, недолго думая, оглядел фронт работ и поинтересовался у меня, можно ли осмотреть остатки домов. Конечно, я разрешила.

Поди, запрети им.

Я покивала и попросила потом сообщить, что именно они найдут.

– А вы еще не осматривали дома? – поинтересовался отец Николай.

– Нет. То есть… снаружи-то я посмотрела, а внутрь лезть не хотелось. Сами видите…

Не увидеть провалившиеся крыши и погнившие венцы было сложно. И не догадаться, чем это чревато – тоже. Рухнет так-то на голову, потом молись, не молись, ни одна реанимация не откачает.

Священник покивал.

Поймать меня на вранье он не мог, потому что внутрь я действительно пока не входила. Моего чутья хватило и так посмотреть. То есть – моей магии. И упокоить мертвых – тоже, теперь не найдут.

А ведь их, наверное, и ищут.

Хм…

– Тогда, с вашего позволения…

Конечно, я позволила.

Монахи (послушники? Трудники? [15] Трудничество – это начальная ступень испытания при избрании монашеского пути. Хотя потрудиться во славу Божию в монастыре для своей духовной пользы может каждый православный христианин. Трудники проживают в обители в кельях по несколько человек или ежедневно приходят в нее, участвуют в общей трапезе и молитве, работают в монастыре обычно на общих хозяйственных послушаниях, как то трапезная, огород и другие, живет при монастыре, но не относится к числу братии. Я не знаю, кого именно поп притащил с собой, но мужики были крепкие, даром, что в рясах), принялись открывать двери.

Медленно, осторожно, поглядывая вверх, чтобы на них все то добро не осело.

Я-то знала, дома крепче, чем кажутся, но они точно были не в курсе.

Первый дом.

Никого и ничего. Ни скелетов, ни останков.

Второй – то же самое.

Это поп и сказал мне. И поинтересовался, нельзя ли обыскать всю Лощину.

Я щедрым жестом разрешила. Обыскивайте, сколько влезет и захочется. А…

– Скольких людей вы ищете?

Не уточнить я не могла.

– Пятерых, кажется…

– Кажется, отче?

– То дела церковные, чадо…

Я развела руками.

– Да я понимаю, отче, но мало ли что? Хотелось бы точнее, вдруг наткнемся… сами видите, копать будем повсюду, и грядки делать, и сажать…

Аргумент был признан веским.

– Должно быть пятеро – точно. Трое светских и два монаха.

– Но? – уточнила я. Ведь просто напрашивалось…

– Может быть и еще один скелет. Женский.

Ежь твою рожь, так это кто-то знает про Ниту? А откуда? А что именно?

Была б я собакой, у меня бы шерсть на затылке дыбом встала.

Церковь – это вам не ларек с колбасой, это серьезная организация, с архивами, с личным КГБ и прочими радостями.

И если они знают… что именно они могут знать?

О Демидове?

Стопроцентно!

Об – Аншшшшараните?

Мозги работали, словно взбесившийся компьютер, выдавая версии.

Змеюшка упоминала, что сюда и приползла. В первый раз, когда была в состоянии нестояния. А скит-то уже стоял. И монахи были.

Могла Нита чем-то себя выдать?

Спокойно!

Могли монахи это понять?

А почему нет? Туда дебилов не берут, богу не так просто молиться, как кажется. И монахи могут казаться напрочь ушибленными Библией, но дураками они НЕ ЯВЛЯЮТСЯ!

Вывод?

Первый раз Аншшшшаранита «засветилась», но заняться ей не успели. Демидов-старший помешал. Не тот, который озабоченный, а тот, кто забрал змеюшку. Отец Нила.

Второй раз…

Роды.

Это процесс не на минуту и не на две. Кто участвовал, тот знает, у самых везучих и то несколько часов занимает. У невезучих – сутки. Несколько суток.

Могли монахи дать знать своему начальству? О повторном явлении?

Запросто.

Не знаю, как тут с сотовыми, но птичка «голубь» используется церковью во всех смыслах. И в пропагандистском, и в утилитарном.

Могут они искать Ниту?

Могут…

Внешне я постаралась ничего не показать. Это когда тебе семнадцать, у тебя все чувства на лице написаны. А вот когда повзрослеешь…

Слава богу, мысль о ребенке, который два столетия пережил, пока никому в голову не придет. Но мало ли что?

Надо расспросить.

Так что я состроила идиотскую гримаску, похлопала ресницами и принялась выспрашивать.

Как водится, церковная версия отличалась и от общепринятой, и от реальной. Но это логично.