Евгений Щепетнов - Время зверей [СИ]

Наклонился, взял с пола испачканный в натекшей крови кирпич телефона, набрал номер офиса. Долго никто не отвечал, потом в трубке раздался незнакомый, хрипловатый голос:

— Слушаю!

— Кто это? — спросил я, уже понимая, что все совсем плохо, и гораздо хуже, чем я мог себе это представить.

— Господин Каргин? — хриплый голос был спокоен и бесстрастен — Советую вам не оказывать сопротивление нашим сотрудникам, и сдаться, не усугубляя ваше положение. За вами выслана группа задержания.

Ну что за казенный, тупой язык! Чего там «усугублять»?! Ах вы ж ослы чертовы!

— Каким сотрудникам? — устало ответил я — нет уже никаких сотрудников. Покойники они. И моя жена покойница. И вы, твари, мне за это ответите! Обещаю! Пожалеете!

Молчание, слышно только легкое сопение — видимо собеседник соображает, придумывает ответ. Ответ затягивается, и я разрываю тишину вопросом:

— Что с моими подчиненными? Где они? Вы их задержали?

— Ваши подчиненные были убиты при сопротивлении представителям власти! — мрачно сообщает голос — А если то, что вы говорите правда, то смертную казнь вы точно себе заслужили. И если продолжите оказывать сопротивление аресту — вас ждет та же судьба, что и ваших соратников.

Я выключаю трубку, и первая мысль, что приходит мне в голову — что сделали с моим финансовым директором? Если его взяли — мне точно трындец. Он знает про меня все — где лежат мои деньги, сколько их, сколько и какой недвижимости имеется на мое имя. И не на мое имя — тоже. И тогда — мой финансист сдаст все. И я в этом не сомневался ни на секунду. Рассказы про партизан, которые умирают и не сдают своих соратников — это не про бизнес. При достаточной мотивации в виде пресс-хаты и милых приспособлений вроде «слоника» можно выбить из человека любые «чистосердечные» признания. А Лев Семенович Шварценфельд вовсе не герой, который умрет, ляжет костьми за своего начальника. Ну да — какое-то время он продержится, да, не сдаст то, что сдавать ни к чему, но…все-таки сдаст. И я его по большому счету понимаю. Ему нужен главный козырь для того, чтобы выжить самому и не оставить свою семью без кормильца. И это козырь — я.

Итак, я расстрелял группу захвата, которая попыталась меня…что?! Что она попыталась?! Убить они меня попытались, вот что! Никакого захвата не было — они вульгарно первыми начали стрелять! А будет это представлено так, будто стрелять начал как раз — я. И все будет очень плохо. И тогда — чего я тут рассиживаюсь?! Валить надо отсюда, и как можно быстрее! А уж потом разберусь — как и что!

— Выходить с поднятыми руками! При попытке сопротивления будем стрелять!

Все. Досиделся! Доразмышлялся! Как они так тихо подкрались?! Три мента — два с автоматами, один с пистолетом. Дернись — изрешетят за милую душу! Одно хорошо — это настоящие менты, а не «оборотни» в гражданской одежде. У этих в голове навсегда вбито: « Стрелять нельзя! Потом хрен отпишешься за стрельбу! » Я по их физиономиям вижу — не будут стрелять. Тем более что тут вроде как все ясно — кто-то напал, я отстреливался. А кто виноват, и почему — пусть начальство разбирается. У начальников головы большие, как у лошади — вот пусть и думают.

Медленно выхожу, тяну руки вверх. Я мог бы ментов сейчас всех положить — расслабились уже, стволы приопустили — сунуть руку в подмышку, выхватил ствол — Бах! Бах! Бах! Запросто. Я и не то умею. Например — сейчас подойдут ближе, типа наручники надевать — я одним прикроюсь, второго завалю, этого в заложники, и на ментовской машине…к светлому будущему.

Нет, не буду я настоящих ментов валить. Не по мне это. Я что, бандит? Это они думают, что я бандит, но я убивал только плохих парней. Бандитов, оборотней в погонах, продажных судей и вороватых чиновников. И никогда честных людей. Если только по мордасам съездить ментов, чтобы не мешали, но убивать…у всех свои принципы.

А кроме того — толку-то что я сейчас захвачу заложника, поубивав его напарников? Поднимут авиацию, найдут машину, будут прочесывать и гнать, как волка на флажки. И постараются убить при аресте. Успеется еще — уйти я успею. Надо разузнать, откуда ветер дует, а там и посмотрим. Деньги у меня есть, адвоката найму. Да и сам я неплохой адвокат, если уж на то пошло. Все-таки бывший участковый, с документами и кодексами работать умею.

— У него пистолет! У него пистолет!

Сержант справа завопил так, будто у меня в подмышке висит не меньше чем фаустпатрон. Или на худой конец обрез типа «смерть председателя».

— У меня разрешение есть! — обломал я ожидания сержанта — ты вообще-то палец со спуска убери! Стрельнешь ведь ненароком! Вот мое разрешение!

Я медленно полез в карман, глядя в белые от волнения глаза сержанта, и тут на дороге кто-то громко и пронзительно бибикнул. Сержант от испуга рефлекторно нажал на спусковой крючок, и длинная очередь прошла почти в притык ко мне, уйдя после задира ствола вверх и вправо куда-то в крону придорожного вяза, осыпав листву, вызвав водопад из мелких сухих веточек и выбитых пулями опилок.

Как этот придурок не попал в меня буквально в упор — для меня загадка. Возможно, я ожидал чего-то такого и успел, пока дурак нажимал на спуск частично уйти с вектора стрельбы. Почему частично? Потому что пуля все-таки прочертила полу моего пиджака, вырвав из нее приличный клочок. А между прочим недешевый костюмчик. Черт бы тебя подрал! Ты такой хрен когда купишь!

— Никитенко б…ь! Ты ох…л, что ли?! — рявкнул тот, что стоял в центре — лейтенант, лет тридцати от роду, явно выходец из самых низов ППС — сука, убери ствол! Какого х. я ты палишь?!

— Ну…это…он полез! — пролепетал напуганный сержант, и лейтенант прокомментировал его слова:

— Дебил! Сука наберут ослов деревенских, и работай с такими придурками! Эй, разрешение есть? На ствол?

— Я же сказал — есть! И я за ним полез! Отберите оружие у этого осла, пока он всех не перестрелял!

— Это…ты не очень-то! Без тебя разберемся! — лейтенант дернул стволом пистолета, и тут же заорал — Опусти, б…ь, ствол, Никитенко! Уйди нехрен отсюда вообще! Уйди с глаз, чмо гребаное! Потом отчитываться будешь — куда патроны дел и зачем стрелял!

Никитенко испуганно прянул назад, опуская автомат стволом к земле, и тут же снова грянул выстрел! Ах ты ж боже мой! Этот придурок умудрился едва не прострелить себе ногу!

Если бы ситуация не было столько печальной — гибель Нади, гибель моих соратников — я бы, наверное, расхохотался. А так — просто отметил для себя: « Смешно, да. Придурки !»

А потом все закрутилось еще веселее. Вдруг на месте происшествия возникли еще менты — сразу четыре милицейских машины, а из одной вылез высоченный мужичина с глубоко запавшими в глазницы черными глазами. Глаза смотрели на мир с туго обтянутого кожей черепообразного лица очень жестко и требовательно. Это был начальник ГУВД Дремов, человек в принципе хороший, справедливый, службист до мозга костей. Ни разу не слышал про него, чтобы он брал мзду, чтобы отмазать каких-то отморозков. Нет — что-то он наверное брал, и немало, но точно не за то, чтобы отмазывать негодяев. В наше время в ментовке не берут только те менты, у которых над головой светится нимб. Это их отличительный признак, указывающий на святость. Но до сих пор святых я не встречал — ни в жизни, ни в милиции.